«...КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ЕСТЬ СПАСИТЕЛЬ ОТЕЧЕСТВА...»

Ровно 205 лет назад в русских снегах умерла надежда императора Наполеона на мировое господство. Остатки Великой армии покидали Россию. Была у них надежда — закрепиться на зиму в Литве, воспользоваться тамошними запасами продовольствия и боеприпасами, получить лошадей и ждать помощи от непобедимого полководца, величайшего мобилизатора, который умел из ничего создавать армии... Но и этот план оказался авантюрой. В Российской империи не было места для чужих солдат. Захватчиков выдавливали из России. А русская армия медленно, но верно шла на запад. Было ясно, что кампания 1813 года охватит разрозненную Германию и Австрию. Михаил Илларионович Кутузов стремился добиться активного участия прусских, саксонских, австрийских войск в борьбе против Бонапартия. Он вовсе не был твердокаменным противником европейского похода, просто стремился всё взвесить и предусмотреть.

Когда же закончилась Отечественная война 1812 года? Однозначного ответа нет. Царский манифест об изгнании захватчиков за пределы Отечества вышел под Рождество. Позади — сожжённая Москва, разрушенный Смоленск, трудные недели отступлений, когда французы казались непобедимыми. Позади — Бородинская битва, показавшая несломленный дух нашей армии. 7 (19) октября 1812 года Наполеон вывел из Москвы более 100 тысяч человек. Отступление началось организованно. За военными частями тянулись бесконечные обозы с награбленным. Но русским воинам удалось превратить отступление врага в его истребление. После разгрома при Красном 3—6 (15—18) ноября ретирада французской армии превратилась в бегство. Армия теряла боеспособность.

РУССКОЕ СЛОВО БЕРЕЗИНА
Во Франции об этом сражении помнят крепко. И реку Березину знают по имени. Это один из символов французской доблести и одновременно трагедии Великой армии. Березина... Что же случилось на её берегах холодной осенью 1812 года?

После сражения под Красным Наполеон вёл армию на запад, не рассчитывая на новые громкие победы в России. Армия Кутузова значительно отстала, но с юга путь французам должна была перерезать свежая 25-тысячная армия адмирала Павла Чичагова. С севера наступала 35-тысячная армия генерала Петра Витгенштейна, прикрывавшая Петербург и бившая французов в серьёзных сражениях.

16 ноября Чичагов занял Минск. Ему достались французские склады продовольствия. Две тысячи раненых наполеоновцев попали в плен. В наших руках на время оказался и Борисов, но корпус маршала Удино выбил русских из этого тактически важного городка.

Потери наполеоновской армии составили более 20 тысяч человек. Кроме того, погибли и тысячи небоеспособных гражданских. Потери русских были в 3-4 раза меньше. И всё- таки в Петербурге сражение сочли неудачным: Наполеону удалось спастись и сохранить часть армии.

Как это часто бывает, обе стороны пытались представить сражение, как свою моральную победу. На стороне русских — несомненное стратегическое преимущество. Французы отступали, русские изгоняли интервентов за пределы Отечества. Но ход самого сражения ни Чичагов, ни Витгенштейн не могли записать в свой актив. Тактически французы переиграли наших чудо-богатырей, которые не сумели наголову разгромить противника, попавшего в отчаянное положение. Так в России и воспринимали березинскую неудачу — без снисхождения к собственным генералам.

У французов — своя правда. Многие из них прославляли гений императора, которого не остановили ни мороз, ни превосходящие силы русских. Впрочем, историки, недоброжелательно настроенные по отношению к Наполеону (например, Адольф Тьер), говорили о березинской катастрофе, о крахе Великой армии — и не только по вине «генерала Мороза».

Лев Толстой преуменьшал значение Березины в ходе кампании. Он писал: «В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели».

Военный историк Владимир Харкевич в конце XIX века, пожалуй, первым признал ответственным за несостоявшийся разгром французов генерала Витгенштейна: «Весьма веские соображения должны были побуждать Витгенштейна начать движение на Студянку, не теряя ни одной минуты. Только в этих условиях мог он рассчитывать на достижение существенных результатов. Тем не менее, Витгенштейн отказался от движения к пункту переправы французской армии и решил идти на мызу Старый Борисов».

Действительно, Витгенштейн располагал возможностями просто раздавить остатки Великой армии. Не удалось.

Крылатыми стали строки басни Ивана Андреевича Крылова «Щука и Кот»:

Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдёт на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело всё погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВОЙНЫ
И всё-таки Россия в те дни могла облегчённо вздохнуть: нашествие захлебнулось, враг удирал на запад. Во всём угадывались признаки триумфа. Несколько десятков генералов Великой армии уже томились в русском плену. Среди них — поляки, которых император простит, хотя некоторые из них — как знаменитый Ян Домбровский — нарушили клятву не поднимать оружия против России, и примет на русскую службу; и пруссаки, которые будут сражаться бок о бок с русскими в кампании 1813 года. Торжествующий Кутузов уже отправил митрополиту Амвросию серебро, отбитое донскими казаками у французов. То самое ворованное серебро, переплавленное из церковной утвари в Белокаменной. Ни одного сражающегося французского отряда не осталось в пределах Российской империи. Но после французского разорения и города, и военные части страдали от нехватки продовольствия. Утешало одно: положение французов и по этой части было куда более бедственным.

Восстановилась пошатнувшаяся репутация императора. Его вскоре назовут Александром Благословенным — но он смиренно откажется от такой чести. А Гавриил Державин напишет «народный дифирамб», в котором восславит государя, к которому вообще-то относился критически:

Спесь мы Франции посбили,
Ей кудерки пообрили,
Убаюкана она!
Уж не будет беспокоить, 
Шутки разные нам строить.
Дайте чашу нам вина!
Веселися, царь блаженный,
Александр Благословенный!
Русская земля сильна:
О тебе она радела,
Груди, жизни не жалела:
Дайте чашу нам вина!

В декабре рухнули надежды французов закрепиться в Литве, на западной окраине Российской империи. Всех прогнал на Запад русский штык, многих добили морозы, десятки тысяч разбежались, десятки тысяч поумирали от ран... Император Всероссийский отпраздновал Рождество и победу в Вильне — в прекрасной литовской столице. Он твёрдо решил добивать Бонапартия, чтобы с корнем вырвать революционную крамолу. Известно, что не все в России готовы были опрометью броситься в новое сражение — на этот раз во имя освобождения германских монархий и уничтожения революционных армий. Кутузов требовал длительного отдыха для армии и намеревался силою дипломатии переложить как можно больше тягот будущей войны на пруссаков, саксонцев и прочих — во имя сбережения русского солдата.

Не только наполеоновцев истощила небывалая по напряжению кампания 1812 года. И в русской армии было немало раненых, больных, а перебои со снабжением поставили многих генералов перед угрозой голода. Медлительный Кутузов настойчиво боролся с нехватками, накапливал силы. По его логике, укрепив армию, можно победить и без боя, продемонстрировав превосходство, продвигаясь вперёд без кровопролитных генеральных сражений. Но и в спешке императора был резон. Наполеон славился умением быстро формировать армии. И даже безусые юноши под его командованием сражались не хуже опытных, бывалых солдат. Он и впрямь уже сколачивал новую армию взамен той, что осталась в России. Во Франции позиции Наполеона оставались сильными. Он снова угрожал России. Но в рождественский денёк император Александр Павлович сосредоточил внимание не на грядущих боях.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ МАНИФЕСТ
Повсюду зачитывали «Высочайший манифест, о принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского, 25 декабря 1812 года». Из-за перехода на новый стиль даты перепутались, но нас не обманешь: то был день православного Рождества. Эти слова связывали русские люди с личностью императора, который был в те дни надеждой и голосом России: «Ныне с сердечною радостью и горечью к Богу благодарность объявляем Мы любезным Нашим верноподданным, что событие превзошло даже и самую надежду Нашу, и что объявленное Нами, при открытии войны сей, выше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли Нашей; или лучше сказать, все они здесь остались, но как? Мёртвые, раненые и пленные. Сам гордый повелитель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв всё своё воинство и все привезённые с собою пушки, которые более тысячи, не считая зарытых и потопленных им, отбиты у него и находятся в руках Наших.

Зрелище погибели войск его невероятно! Едва можно собственным глазам своим поверить. Кто мог сие сделать? Не отнимая достойной славы ни у Главнокомандующего над войсками Нашими знаменитого полководца, принёсшего бессмертные Отечеству заслуги; ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием; ни вообще у сего храброго Нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих.

Итак, да познаём в великом деле сем промысел Божий. Повергнемся пред Святым его Престолом и, видя ясно руку его, покаравшую гордость и злочестие, вместо тщеславия и кичения о победах наших, научимся из сего великого и страшного примера быть кроткими и смиренными законов и воли исполнителями, не похожими на сих отпадших от веры осквернителей храмов Божиих, врагов наших, которых тела в несметном количестве валяются пищею псам и воронам!

Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе Своём! Пойдём благостью дел и чистотою чувств и помышлений наших, единственным ведущим к нему путём, в храм святости Его, и там, увенчанные от руки Его славою, возблагодарим за излитые на нас щедроты, и припадём к Нему с тёплыми молитвами, да продлит милость Свою над нами, и прекратит брани и битвы, ниспошлёт к нам, побед победу, желанный мир и тишину».

Как и во всех царских манифестах 1812 года здесь чувствуется рука адмирала Александра Семёновича Шишкова — неутомимого идеолога победы, о котором мы несправедливо забываем, отдавая должное героям Отечественной войны. Он сражался за право на русский патриотизм, которое в предвоенные годы нередко подвергалось сомнению. Шишков не искал наград, готов был пребывать в тени, лишь бы дело спорилось. Никогда он не был царским любимцем, но, как настало времечко военно, император призвал именно его.