Кэмерон пытался решить вопрос низкой конкурентоспособности экономики своей страны. Формой этого решения должно было быть ограничение интеграции с ЕС и обретение властями Великобритании возможности решать многие вопросы самостоятельно, например, ограничения товарных потоков, таможенных тарифов и иных воздействий на иностранный бизнес. Наверное, Лондон устроили бы зафиксированные в соглашении привилегии для его компаний. Но для этого еврократия должна была уступить. Однако она знала, что за великим британским фасадом сокрыты слишком многие проблемы. Германия рассчитывала в этой игре укрепить своё влияние в ЕС. Британские элиты нервничали. Возможно, они знали, куда в реальности движется британская экономика, и помнили, чем была их страна ранее.
После Наполеоновских войн (1804—1815) Великобритания стала «фабрикой мира». Она производила товары для множества заморских рынков, и вес её экономики был огромен. Под влиянием кризиса 1847—1850 годов англичане сняли запрет на вывоз машин. Это было сделано не по ошибке, а ради выгоды индустрии и банков: в стране незадолго до этого возникла новая отрасль промышленности — машиностроение, тогда как другие государства начали переход к новому производству и железнодорожному транспорту. Этот переход был поддержан британскими инвестициями. Особенно важной была их роль в США. А одной из причин английских инвестиций был местный таможенный протекционизм: путь товарам был закрыт, а капиталам — открыт. И высокотехнологичным английским продуктам тоже открыт.
В 1873—1879 годах мировую экономику постиг сильнейший кризис. За ним последовала новая колониальная экспансия. Она-то и позволила молодой индустрии Германии начать работать на английский рынок, да ещё и постепенно поставлять туда уже свои машины и оборудование, так как британский капитал был избалован возможностями огромного рынка империи и всё чаще ориентировался на простые источники прибыли. В результате возникло немецкое экономическое чудо, а после стали возможны Первая и Вторая мировые войны, в которых Англия и Германия оказались врагами. Выросшая на «дрожжах» английского рынка индустрия Германии была так сильна, что соперничать с ней британцы уже не могли. В дальнейшем эта база обеспечила ФРГ гегемонию в ЕС.
Освобождение колоний во второй половине XX века вернуло британцам индустриальный пыл. Регулируемый капитализм 1950—1960-х, казалось, гарантировал устойчивое развитие. Но случился новый поворотный кризис 1973—1982-х годов. Во всех своих волнах он представлял целую эпоху. А кейнсианские контрциклические инструменты привели к её затягиванию. Итогом для Соединённого королевства стала новая, неоконсервативная политика Маргарет Тэтчер. Суть изменений была такова: хватит ставить на индустрию, Британия может быть и будет одним из важнейших финансовых центров мира.
Только кажется, что проблемы современной Англии абсолютно уникальны. На деле нация так часто уступала свои первоначально фантастически большие экономические преимущества, разменивая их на выгоды момента, что процесс этот приблизился к концу. Начинается спуск с последней, финансовой вершины. Он не будет одномоментным или быстрым, но он низведёт Великобританию до более низкого уровня в мировой системе. С задержкой и особенностями (такими, как перехват части британских капиталов) по этому пути будут двигаться вниз Соединённые Штаты. У них огромный рынок, и они имеют шанс удержать некоторые позиции, но никак не вершины. Британия была ядром промышленного капитализма. Сейчас он разросся и более не нуждается в центре такого статуса. Даже для ЕС он стал лишним. Пережив страхи 2015—2017 годов, там решили отпустить британцев без конфликта на небольшое расстояние.