ГРИГОРИЙ ПОТЁМКИН. НЕСВЯТЫЕ ПРОВИДЦЫ РОССИИ

Были эти нарисованные картины в реальности? Ответим: был великий соблазн. Возможно, не все исполнители устояли. А, возможно, и сам светлейший князь не устоял. Но судить и рядить надо по результатам. А этот самый итоговый результат был блестящим: гигантские и перспективные территории присоединены, освоены и служили России более двух сотен лет.

Карт-бланш  от Екатерины

Трудно найти параллели, прецеденты и тем более — нормативные акты в последующих эпохах, чтобы понять уровень полномочий Григория Потёмкина, дарованных ему Екатериной II. Этот уровень много выше, чемкомандующий фронтом в Первой или Второй мировых войнах — без приказа Верховного главнокомандования они не имели права определять даже время операций. Может, это представитель Ставки? Да, они могли многое, но только абсолютно не лезли в процесс международных переговоров и не имели права определять взаимоотношения с союзниками, возможными противниками и подкупать ключевых чиновников со стороны супостатов.

Полномочия Григория Александровича были исключительными, и, скорее всего, это соответствовало уровню главнокомандующего ТВД — театра военных действий на юго-востоке империи.

Начнём с логистики, которая — корень как побед, так и поражений. Екатерина доверила Потёмкину выбор поставщиков для армии, определение цены поставки и условий доставки провианта и амуниции, а также маршруты поставок и квартирование армии зимой. Примечательно, что тылом для действовавшей против Оттоманской Порты русской армии были польские территории правобережной Украины, и значительную часть провианта Потёмкин закупал у польских поставщиков. Запомним эту роль Польши в логистике победоносной войны по завоеванию Новороссии и присоединению Крыма.

Второй уровень полномочий Потёмкина состоял в свободе дипломатических манёвров: что и когда обещать цесарцам, как задобрить польских магнатов, каким образом изолировать ястребов в Стамбуле и добиться невмешательства турков в процесс присоединения Крыма.

Третий блок выражался в полной воле и свободе по обустройству присоединённых земель. Их массовое заселение иностранными подданными, от греков до немцев, стало первой инициативой Потёмкина. Мелитополь, Херсон и Мариуполь как топонимы свидетельствуют о первых поселенцах этих мест с лёгкой руки Григория Александровича.

В совокупности делегируемых полномочий всё перечисленное тянет на уровень самостоятельного актора большой геополитической игры. А если учесть, какие в под-чинении у Потёмкина были шпаги… Шпага Румянцева, шпага Суворова, кортик Ушакова, сабля молодого ещё Кутузова. Неудивительно, что вести сражения было кому доверять, а сам Александр Григорьевич не толкал под руку будущего генералиссимуса.

В переписке с Потёмкиным императрица иногда торопит, иногда высказывает осторожность за исход сложных комбинаций, зачастую озвучивает пожелания тактического характера. При этом планы Потёмкина последовательно утверждались, финансировались и одобрялись. А по итогам — щедро вознаграждались. Так было со всеми его начинаниями. Со всеми, кроме вопроса о разделе Польши.

Неприемлемый вариант. Потёмкин стремился любыми средствами избежать полного поглощения Польши тремя соседними государствами. Екатерина считала это неприятной неизбежностью в кампании по борьбе с революционным пожаром. В переписке с Григорием Александровичем она всегда подчёркивала своё стремление к гарантиям, прочным решениям и закрывающим проблему трактатам. Как и многие властные личности, она стремилась к контролю, и более полный и плотный контроль был для неё надёжным залогом стабильного будущего империи.

В краткосрочном плане, возможно, такое было обосновано. Однако если посмотреть на аргументацию против окончательного решения польского вопроса, то Потёмкина можно с полным основанием причислить к геополитическим провидцам с глубиной горизонта предвидения в две сотни лет.

«Делить нельзя, оставить»

Запятая стоит на нужном месте согласно представлениям и прогнозам Потёмкина. Через несколько лет после его смерти фраза была сформулирована по заказу императрицы иным образом: «Делить, нельзя оставить».

Перечислим геополитические кошмары Потёмкина, которые он настойчиво излагал Екатерине Великой в переписке, а также противостоящие им принципы долгосрочной стратегии, каковые он отстаивал.

Первый кошмар — страх прямого соприкосновения с двумя самыми могущественными державами Средней Европы без буфера в виде хоть союзной, хоть нейтральной, хоть враждебной, но независимой Польши. Совсем недавно перед разделами Польши Россия с трудом победила в войне против короля Пруссии Фридриха II. При этом имела в союзниках Вену и Париж. А если без союзников воевать придётся? А если немчура вступит в коалицию между собой? Привет из дальнего 1914 года…

Чтобы таковой кошмар геополитики не сбылся, Потёмкин отстаивал стратегический принцип, известный ещё в древнем Китае и Римской империи: надо дружить через соседа. Пока Польша самостоятельна, немцы и цесарцы могут оказаться либо союзниками, либо как минимум нейтралами по отношению к России. А такая конфигурация весьма устойчива.

Третьему кошмару, как следствие присоединения Польши, Потёмкин противополагал долгосрочный принцип геоэкономики. Если нет постоянного союза, и если партнёр независим, то мы с ним торгуем до тех пор, пока нам это выгодно. Если и партнёру выгодны взаимные экономические обмены, то мы способны привязать его сбыт к нашему рынку. Значит, если партнёр задумает перейти в лагерь противников, мы можем запретить ему доступ на наш товарный, финансовый рынки, а также обрубить доходы от транзита и перепродажи товаров третьих стран.

Становится ли партнёру плохо от этого, падает ли уровень жизни его подданных, шатается ли власть — не наша забота. Изменятся отношения — вернёмся к status-quo ante bellum. А восстановление уровня жизни шляхты на довоенный уровень есть проблема самой шляхты и местных банкиров-ростовщиков.

Кстати, Потёмкин внимательно рассматривал фактор еврейской общины в качестве геоэкономического рычага за и против России в зависимости от сценария будущего. В период финансирования военных и административных усилий по присоединению Новороссии и Крыма Григорий Александрович интенсивно пользовался услугами еврейских посредников и финансистов. В письмах он их называет на языке эпохи — «факторами».

При поглощении Польши Потёмкин усматривал в сплочённой иудейской диаспоре финансовые риски для слабой и раздробленной экономики Российской империи. Понимал, что скупка активов, косвенное управление ключевыми процессами и массовое недовольство закабалённого населения неизбежно. В этом с Потёмкиным по факту согласились последующие монархи, предписавшие для еврейской диаспоры черту оседлости.

При сценарии независимой Польши именно торговые и финансовые интересы иудейской общины по максимизации оборота с Россией превращали польских евреев в крайне благожелательную общину по отношению к интересам империи. Ещё один весомый аргумент против поглощения государства Польского.

Несостоявшиеся итоги двух столетий

У Потёмкина были высокие шансы на то, чтобы утвердить своё провидение хотя бы в уме и чувствах Екатерины Великой. Не хватило самой малости — готовности императрицы балансировать на шаткой польской авансцене и не прельщаться простой логикой твёрдых и окончательных гарантий.

Допустим, что Потёмкин в рамках дарованных ему полномочий смог добиться заключения некого многостороннего договора между европейскими дворами по поводу гарантий независимости Польши. Естественно, при совместном отказе от односторонних территориальных приращений к своей земле за счёт Варшавы и, возможно, при первичном некотором усекновении «излишков» в сочетании с намётками Григория Александровича по умеренному ослаблению потенциала Польши.

Влияние такого события, как отказ от окончательного раздела Польши, мог критическим образом сказаться на ряде европейских событий и иметь радикальное влияние на судьбу России. Рассмотрим несколько очевидных исторических фаз двухсотлетней истории в свете «альтернативы Потёмкина».

Фаза первая. Наполеоновские войны могли и не состояться. Если Польша в союзе с Францией находится в тылу Дунайской монархии, то Вена будет не в состоянии посылать мощные экспедиционные корпуса для борьбы с революционной Францией. Это же верно и в отношении Бранденбургского двора. А если нет интервентов, то и Бонапарту нечего делать в Северной Италии и за Рейном. Республика от своих крайностей могла мутировать не в бонапартистскую империю, а в нечто самодовольное и самодостаточное. Остановиться на Директории, например. А затем — ползучая реставрация.

Фаза вторая. При отсутствии внутренней угрозы со стороны польских инсургентов реформы по ослаблению и отмене крепостного права могли происходить гораздо раньше, наверное, в первой четверти XIX века. При независимой Польше восстание 1864 года поднимать было бы бессмысленно, реформы Александра II не были бы срочно свёрнуты. Их продолжение могло поставить Россию в положение опережающей экономической державы по сравнению с Северомериканскими Соединёнными Штатами.