ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ ЕВРОПЫ И РОССИЙСКО-ЕВРОПЕЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Одним из важнейших индикаторов нарастающих противоречий в Европе сегодня является отношение к России. Свою оценку ситуации, складывающейся в ЕС, а также позиции европейских государств по вопросу антироссийских санкций дал на страницах «МР» доктор политических наук, профессор МГИМО, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай» Олег Николаевич Барабанов.
Текст: Екатерина Борисова
— Олег Николаевич, в начале лета 2016 года по европейским парламентам прошла волна за снятие антироссийских санкций. В частности, Французский сенат выпустил резолюцию с призывом отказаться от санкций против России. Парламенты четырёх итальянских провинций также выступили против антироссийских шагов. За снятие санкций проголосовал и парламент Кипра. С чем это связано?
— Нужно сказать, что достаточно широкое движение в поддержку этого шага развернулось в областях Северной Италии практически сразу после воссоединения Крыма с Россией. Причина — интенсивные экономические связи двух стран, как по линии крупных корпораций, так и по линии малых и средних предприятий, пропорции которых, если брать в совокупности, примерно в пять раз больше, чем во Франции, Германии, Испании. Другими словами, итальянский малый бизнес активен вообще и активен в частности — в двусторонних связях с Россией. Сконцентрирован он в основном на севере и северо-востоке — в наиболее промышленно развитых областях Италии. В течение нескольких десятилетий они выражали недовольство тем, что значительная часть их внутреннего валового регионального продукта перебрасывается на общегосударственные траты, на траты Юга, которые расходуются неэффективно и коррупционно. Естественно, это добавило к экономическому контексту внутриполитический. В начале 90-х годов на севере Италии сформировалась собственная региональная партия «Лига Севера», которая выступала в защиту бюджетных и налоговых интересов Ломбардии, Венето, Лигурии, Пьемонта и ряда других северных регионов и даже ставила вопрос о возможности их отделения от Италии и формировании собственного государства с названием «Республика Падания» — в честь Паданской долины, долины реки По. Поэтому именно в этих областях с сильными регионалистскими и латентными сепаратистскими тенденциями случай Крыма восприняли как понятный, удобный и желаемый для них самих прецедент — разрешение территориальных споров и выхода одной территории из общего государства.
Практически сразу с 2014 года в регионах Ломбардии и Венето, где наиболее активна «Лига Севера», началось движение в поддержку отделения Крыма. Депутаты местных региональных парламентов несколько раз приезжали в Крым, на месте знакомились с ситуацией, некоторые ездили и на Донбасс — изучали организацию государственного строительства в Донецкой и Луганской Народных Республиках. То есть речь идёт не о разовой акции как таковой, а о вполне долгосрочной политической позиции ряда итальянских партий, прежде всего, «Лиги Севера». При этом поддержка России в целом и конкретно по крымскому вопросу соединяется в «Лиге Севера» с выраженным евроскептицизмом, с недовольством тем, какое место занимает Италия в Европейском союзе, в раскладе сил внутри ЕС. Партия активно продвигает лозунг возможного выхода Италии из Евросоюза и организации референдума.
Что касается Франции, то региональная диспропорция, как в Италии, здесь отсутствует, и вопрос об отделении французские регионы не ставят так открыто, как итальянские, и тем более как Каталония или Шотландия. Правильней будет сказать, что поддержка позиции России по Крыму во Франции развивается не на региональном уровне, а на общенациональном. В основном она подхвачена нынешней оппозицией, по сути, правыми республиканцами, выступающими против политики Франсуа Олланда и правительства левоцентристов. На поддержку России пару лет назад довольно активно её ориентировал бывший президент Франции Николя Саркози. Тогда у него были амбиции вновь переизбраться на пост президента, поэтому в какой-то степени эта задача носила инструментальный характер.
Одновременно большую активность, в томчисле в поездках в Крым и на Донбасс, проявлял и известный французский депутат Тьерри Мариани, также принадлежащий к правой оппозиции. Поддержку России и движения за отмену санкций, во многом без пересечения с республиканцами, выражала и правонациональная партия «Национальный фронт» во главе с Марин Ле Пен. То есть до последнего момента практически все оппозиционные Олланду силы выступали за усиление диалога с Россией и в этомконтексте — в поддержку отмены санкций, благодаря чему решение и было проведеново французском парламенте.
— Оно имело какую-то силу?
— Нет. Оно носит рекомендательный характер. Точно так же не имеют прямой обязательной силы и решения итальянских областных парламентов о снятии санкций. Однако мы видим, что в целом итальянское общенациональное правительство принимает во внимание эти решения, и позиция Италии в отношении санкций — одна из наиболее умеренных в Европейском союзе. Будучи всегда открытыми к диалогу с Россией, итальянцы выступают за то, чтобы не исключать нашу страну из общеевропейского пространства. Понятно, что у них не хватает сил в одиночку противостоять давлению брюссельской бюрократии и других стран, но тем не менее они делают реально очень много, чтобы повернуть диалог в конструктивное русло.
Франция также ведёт диалог с Россией, но исключительно в контексте «нормандской четвёрки» по выполнению Минских соглашений. И Олланд ни разу не выходил за эти рамки и даже не пытался прислушиваться к пророссийским выступлениям оппозиции — республиканцев и Марин Ле Пен. Кроме того, как показала известная история с отменой поставки кораблей «Мистраль», Олланд был не способен противостоять серьёзному давлению извне — будь то из Берлина, Брюсселя или Вашингтона.
— Почему другие регионы Севера Италии не поддержали позицию Тосканы, Ломбардии, Венето и Лигурии?
— Это следует рассматривать в контексте внутриполитической борьбы. Есть определённая специфика, которая отличает Пьемонт от Ломбардии и Турин от Милана. Если Ломбардию можно считать абсолютной вотчиной сторонников Сильвио Берлускони — именно оттуда он родом, — то в Пьемонте межпар-тийная ситуация сложнее. Там сильны позиции в том числе и левоцентристов, которые сейчас находятся у власти. Такая же ситуация, кстати говоря, в Лигурии, где уравновешивается между собой влияние «Лиги Севера» и левоцентристов, и, кроме того, сильны коммунистические традиции региона во главе с Генуей. Поэтому где-то это решение проходило, где-то оно не ставилось на повестку дня, но общий настрой северных регионов конструктивен и умерен и, несмотря на внутрипартийную борьбу, находит отражение в позиции итальянского правительства.
— А что сегодня можно сказать о пророссийских настроениях в Европе?
— Во многом они стали жертвой той политической кампании, которая началась после избрания Дональда Трампа президентом США, поскольку до этого практически весь вашингтонский истеблишмент, общественное мнение, СМИ Соединённых Штатов были уверены в победе Хилари Клинтон. Позиции Трампа, идущие вразрез с традиционным курсом США как по сотрудничеству с Россией, так и по ненужности НАТО, пересмотру в целом присутствия США в Европе всерьёз не принимались. Но после выборов началась очень жёсткая кампания по дискредитации Трампа, и в ней российский фактор приобрёл ключевое значение. Это видно и по докладам о влиянии российских хакеров на предвыборный процесс, и по тому, что сейчас уже можно назвать кампанией «Кисляк-гейт» — переговорам сразу нескольких представителей администрации Трампа с послом России в США Сергеем Кисляком в ходе предвыборной кампании, где якобы обсуждалось снятие санкций. Все это увязывается с позицией самого Трампа и даже с его возможным импичментом — создана следственная группа, и начато специальное расследование.
Теперь антироссийская кампания перенесена в Европу, поскольку «эффект домино» слишком очевиден — сначала успех брекзита, а потом победа Трампа могли привести здесь к аналогичным движениям. В стремлении остановить этот процесс в Европе и используется «российская карта». О наших хакерах и российском влиянии уже начинают говорить в разрезе грядущих голландских и германских выборов. Но в данном случае мы имеем дело с переносом политического медийного процесса из Штатов в Европу в целях недопущения прихода к власти правых национальных сил. А также есть серьёзный социологический подтекст.
О противоречии между глобализацией для избранных, глобализацией для элит, которая реализовалась и в США, и в Европе, и растущими требованиями глобализации для всех, говорил, выступая на Валдайском клубе в конце октября 2016 года, президент России Владимир Путин. На фоне этих процессов явственно прослеживается феномен отчуждения от власти всё более широких слоёв общества, особенно средних и низших. Во многом именно на таком противоречии построил свою кампанию Дональд Трамп, что привело к формированию нового термина — «ценности средних воротничков низшей прослойки среднего класса» (redneck values. — англ.), которые в основном и отдали за него свои голоса. То есть сейчас мы наблюдаем то, что в какой-то степени можно назвать глобальным бунтом против сложившегося статус-кво мирового экономического порядка и в Штатах, и в странах Европейского союза.
— Победа Дональда Трампа — это результат глобального бунта средних и низших слоёв общества?
— Глобальный бунт я рассматриваю прежде всего как социальный феномен. Он начал проявляться ещё в эпоху антиглобалистов в конце девяностых — начале нулевых годов, а новый его всплеск пришёлся на период экономического кризиса 2008—2009 годов, когда появилось движение «Оккупируй Уолл-Стрит» в Соединённых Штатах, а также гражданские движения протеста в Италии, Испании, Греции и других странах Европы, очень быстро приобретшие популярность.
И это социальное явление будет продолжаться и так или иначе постепенно приведёт к процессу внутренней трансформации Запада. При том что ещё пару лет назад существовало стереотипное мнение о застывшей политической системе западных стран, где влияние имеют исключительно сложившиеся партии — республиканцы и демократы в США, двухпартийные или коалиционные мейнстримные системы в большинстве стран Европы. Правонациональные и левопрогрессистские партии рассматривались как маргинальные и не заслуживающие внимания. Сегодня этот стереотип сломлен. Примером тому — успех внесистемных партий как слева, так и справа на выборах в Европейский парламент в 2014 году, где они получили, в общем, большое представительство — приход к власти правительства Алексиса Ципраса в Греции и его партии СИРИЗА; двадцать пять процентов голосов, которые получила новая, с нуля созданная партия уличного про-теста в Италии — «Движение пяти звёзд» во главе с комиком Беппе Грилло.
Другой и очень важный вопрос — пределы политической влиятельности данного социального феномена. С моей точки зрения, несмотря на успехи и тенденции, о которых мы говорили, у этого движения до победы Трампа не было большого стимула для перспективы. Победа привела к формированию нового явления, которое можно назвать трампизмом. Термин следует понимать в широком смысле слова. По сути, это новая идеология, новый набор ценностей, которые направлены на защиту национального экономического суверенитета. Они не только очень сильно востребованы в Европе, но, что не менее парадоксально, в защиту этих, в общем-то, маргинальных ранее ценностей, выступает один из самых влиятельных людей в мире — президент Соединённых Штатов. В итоге наметились предпосылки для политической консолидации правонациональных партий в странах Европейского союза и для формирования в Европе своего рода трампиского интернационала. Консультации такого рода правых партий ведущих стран ЕС проводились уже неоднократно.
— В связи с этим насколько сильно потеряли свои позиции пророссийские силы?
— Антитрамповская кампания в Штатах, а затем в Европе, носит выраженный антироссийский характер и влияет на то, что многие европейские политики вынуждены ограничить свои пророссийские высказывания. Фактически и Трамп после отставки Флинн, советника по национальной безопасности, и возможной отставки генпрокурора Сейшенса по этим же мотивам сворачивает пророссийскую повестку, линию на сотрудничество с Россией.
Но если посмотреть на ситуацию не со строго политической, а с более широкой, социальной и с идеологической точек зрения, то видна перекличка идей и ценностей трампизма с теми внешнеполитическими ценностями и идеологическими установками, которые продвигает Россия. А это акцент на суверенитете защите национальной самостоятельности, на противодействии проникновению глобалистских сил во внутренние дела государств. Поэтому поддержка, которая в Италии и во Франции была оказана России, помимо уже названных причин, объяснялась и тем, что представители этих партий «чувствовали» сходную ценностную идеологическую платформу, понятную и приемлемую для них, которую продвигает Россия в своей политике. То есть кроме политических нюансов, можно говорить об идейном и ценностном сближении России и нынешних правонациональных сил.
— Все ли европейские националисты с пониманием относятся к российским интересам?
— Нет, поскольку одни (во Франции, Италии, в определённой степени Германии, Венгрии) видят в России союзника в достижении собственных планов — большего суверенитета от Брюсселя. Однако есть правые евроскептики, которых также можно занести в трампийский интернационал — прежде всего, польские и британские правые, которые занимают выраженную антироссийскую позицию. Но и там и там, с моей точки зрения, в большей степени это объясняется историческими, нежели политическими причинами, поскольку в Польше историческая неприязнь к России охватывает всё общество, и найти там пророссийские сегменты сложно. Такова же ситуация и в Великобритании, что во многом предопределено исторически сложившимися столкновениями англо-саксонского мира с Россией.
— Как сейчас в ЕС относятся к чешскому президенту Милошу Земану и венгерскому премьер-министру Виктору Орбану с их чёткой русофильской позицией?
— И Земан, и Орбан проводили политику, которая отличалась от брюссельской, и здесь есть объективная экономическая подоплёка. После присоединения бывших социалистических стран к Европейскому союзу очень сильно выиграла Польша, получив в течение прошедших десяти лет более ста миллиардов евро различных субсидий на поддержку сельского хозяйства, угольной промышленности, на другие форматы, что привело к быстрому развитию польской экономики в сравнении с соседними странами. Поэтому если говорить о евроскептицизме нынешних правых сил Польши во главе с Качиньским, то он имеет скорее субъективную, чем объективную основу. Ситуация больше связана с вну-трипольскими разборками между Туском, нынешним председателем Евросовета и поляком по национальности, и его главным политическим оппонентом Ярославом Качиньским, партия которого находится у власти. Пытаясь всячески дискредитировать Туска,а именно с его фигурой для поляков сегодня ассоциируется ЕС, Качиньский взял курс на дискредитацию Евросоюза в целом.
В отличие от Польши, интеграция Чехии в Евросоюз привела страну к серьёзному экономическому кризису. Будучи известной ещё с социалистических времён тяжёлым машиностроением, Чехия по требованию Брюсселя была вынуждена свернуть практически все старые отрасли промышленности. При этом ничего нового, по большому счёту, создано не было. Отсюда гораздо больший евроскептицизм чешских политиков, прежде всего, социал-демократов. Потеряв всё или почти всё в Европейском союзе, Чехия вынуждена искать альтернативные рынки и обращаться к России, несмотря на то что исторически уровень антироссийских настроений в Чехии столь же высок, как и в Польше.
Примерно такая же ситуация в Венгрии, где ещё в 90-е годы, во многом под влиянием Джорджа Сороса, была разрушена на-циональная финансовая система, и сейчас главенствующие позиции занимают американские и немецкие банки. Соответственно, полностью исчезло национальное кредитование, что привело к свёртыванию старой отраслевой структуры чешской промышленности. А поскольку денег на всех не хватает, то сельскохозяйственные субсидии, региональные субсидии Венгрия получала в гораздо меньшем объёме, чем Польша. Это привело к тому, что партия Виктора Орбана ФИДЕС, которая в 90-е формировалась как, в общем-то, мейнстримная прозападная, постепенно начала менять курс и приобрела выраженный евроскептический характер.
Таким образом, определённый поворот Чехии и Венгрии к России вызван не столько ростом любви к нашей стране, что надо признать, а объективной необходимостью, продиктованной положением проигравших в ЕС. Страны вынуждены искать альтернативы, как, впрочем, и Словакия, и Болгария. И экономические отношения с Россией — та самая альтернатива, которая выгодна сегодня для всех участников.
