ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ ЕВРОПЫ И РОССИЙСКО-ЕВРОПЕЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Практически сразу с 2014 года в регионах Ломбардии и Венето, где наиболее активна «Лига Севера», началось движение в поддержку отделения Крыма. Депутаты местных региональных парламентов несколько раз приезжали в Крым, на месте знакомились с ситуацией, некоторые ездили и на Донбасс — изучали организацию государственного строительства в Донецкой и Луганской Народных Республиках. То есть речь идёт не о разовой акции как таковой, а о вполне долгосрочной политической позиции ряда итальянских партий, прежде всего, «Лиги Севера». При этом поддержка России в целом и конкретно по крымскому вопросу соединяется в «Лиге Севера» с выраженным евроскептицизмом, с недовольством тем, какое место занимает Италия в Европейском союзе, в раскладе сил внутри ЕС. Партия активно продвигает лозунг возможного выхода Италии из Евросоюза и организации референдума.

Что касается Франции, то региональная диспропорция, как в Италии, здесь отсутствует, и вопрос об отделении французские регионы не ставят так открыто, как итальянские, и тем более как Каталония или Шотландия. Правильней будет сказать, что поддержка позиции России по Крыму во Франции развивается не на региональном уровне, а на общенациональном. В основном она подхвачена нынешней оппозицией, по сути, правыми республиканцами, выступающими против политики Франсуа Олланда и правительства левоцентристов. На поддержку России пару лет назад довольно активно её ориентировал бывший президент Франции Николя Саркози. Тогда у него были амбиции вновь переизбраться на пост президента, поэтому в какой-то степени эта задача носила инструментальный характер.

Одновременно большую активность, в томчисле в поездках в Крым и на Донбасс, проявлял и известный французский депутат Тьерри Мариани, также принадлежащий к правой оппозиции. Поддержку России и движения за отмену санкций, во многом без пересечения с республиканцами, выражала и правонациональная партия «Национальный фронт» во главе с Марин Ле Пен. То есть до последнего момента практически все оппозиционные Олланду силы выступали за усиление диалога с Россией и в этомконтексте — в поддержку отмены санкций, благодаря чему решение и было проведеново французском парламенте.

— Оно имело какую-то силу?
— Нет. Оно носит рекомендательный характер. Точно так же не имеют прямой обязательной силы и решения итальянских областных парламентов о снятии санкций. Однако мы видим, что в целом итальянское общенациональное правительство принимает во внимание эти решения, и позиция Италии в отношении санкций — одна из наиболее умеренных в Европейском союзе. Будучи всегда открытыми к диалогу с Россией, итальянцы выступают за то, чтобы не исключать нашу страну из общеевропейского пространства. Понятно, что у них не хватает сил в одиночку противостоять давлению брюссельской бюрократии и других стран, но тем не менее они делают реально очень много, чтобы повернуть диалог в конструктивное русло.

Франция также ведёт диалог с Россией, но исключительно в контексте «нормандской четвёрки» по выполнению Минских соглашений. И Олланд ни разу не выходил за эти рамки и даже не пытался прислушиваться к пророссийским выступлениям оппозиции — республиканцев и Марин Ле Пен. Кроме того, как показала известная история с отменой поставки кораблей «Мистраль», Олланд был не способен противостоять серьёзному давлению извне — будь то из Берлина, Брюсселя или Вашингтона.

— Почему другие регионы Севера Италии не поддержали позицию Тосканы, Ломбардии, Венето и Лигурии?
— Это следует рассматривать в контексте внутриполитической борьбы. Есть определённая специфика, которая отличает Пьемонт от Ломбардии и Турин от Милана. Если Ломбардию можно считать абсолютной вотчиной сторонников Сильвио Берлускони — именно оттуда он родом, — то в Пьемонте межпар-тийная ситуация сложнее. Там сильны позиции в том числе и левоцентристов, которые сейчас находятся у власти. Такая же ситуация, кстати говоря, в Лигурии, где уравновешивается между собой влияние «Лиги Севера» и левоцентристов, и, кроме того, сильны коммунистические традиции региона во главе с Генуей. Поэтому где-то это решение проходило, где-то оно не ставилось на повестку дня, но общий настрой северных регионов конструктивен и умерен и, несмотря на внутрипартийную борьбу, находит отражение в позиции итальянского правительства.

Другой и очень важный вопрос — пределы политической влиятельности данного социального феномена. С моей точки зрения, несмотря на успехи и тенденции, о которых мы говорили, у этого движения до победы Трампа не было большого стимула для перспективы. Победа привела к формированию нового явления, которое можно назвать трампизмом. Термин следует понимать в широком смысле слова. По сути, это новая идеология, новый набор ценностей, которые направлены на защиту национального экономического суверенитета. Они не только очень сильно востребованы в Европе, но, что не менее парадоксально, в защиту этих, в общем-то, маргинальных ранее ценностей, выступает один из самых влиятельных людей в мире — президент Соединённых Штатов. В итоге наметились предпосылки для политической консолидации правонациональных партий в странах Европейского союза и для формирования в Европе своего рода трампиского интернационала. Консультации такого рода правых партий ведущих стран ЕС проводились уже неоднократно.

— В связи с этим насколько сильно потеряли свои позиции пророссийские силы?
— Антитрамповская кампания в Штатах, а затем в Европе, носит выраженный антироссийский характер и влияет на то, что многие европейские политики вынуждены ограничить свои пророссийские высказывания. Фактически и Трамп после отставки Флинн, советника по национальной безопасности, и возможной отставки генпрокурора Сейшенса по этим же мотивам сворачивает пророссийскую повестку, линию на сотрудничество с Россией.

Но если посмотреть на ситуацию не со строго политической, а с более широкой, социальной и с идеологической точек зрения, то видна перекличка идей и ценностей трампизма с теми внешнеполитическими ценностями и идеологическими установками, которые продвигает Россия. А это акцент на суверенитете защите национальной самостоятельности, на противодействии проникновению глобалистских сил во внутренние дела государств. Поэтому поддержка, которая в Италии и во Франции была оказана России, помимо уже названных причин, объяснялась и тем, что представители этих партий «чувствовали» сходную ценностную идеологическую платформу, понятную и приемлемую для них, которую продвигает Россия в своей политике. То есть кроме политических нюансов, можно говорить об идейном и ценностном сближении России и нынешних правонациональных сил.

— Все ли европейские националисты с пониманием относятся к российским интересам?
— Нет, поскольку одни (во Франции, Италии, в определённой степени Германии, Венгрии) видят в России союзника в достижении собственных планов — большего суверенитета от Брюсселя. Однако есть правые евроскептики, которых также можно занести в трампийский интернационал — прежде всего, польские и британские правые, которые занимают выраженную антироссийскую позицию. Но и там и там, с моей точки зрения, в большей степени это объясняется историческими, нежели политическими причинами, поскольку в Польше историческая неприязнь к России охватывает всё общество, и найти там пророссийские сегменты сложно. Такова же ситуация и в Великобритании, что во многом предопределено исторически сложившимися столкновениями англо-саксонского мира с Россией.