ДМИТРИЙ ПЕСКОВ: «ЗНАЧИТЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ НЫНЕШНЕЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ МЫ СНОВА УПУСТИЛИ»
О перспективах России занять достойное место в мире на волне четвёртой промышленной революции рассказал МР директор направления «Молодые профессионалы» Агентства стратегических инициатив, которое курирует Национальную технологическую инициативу (НТИ), создающую условия для обеспечения лидерства российских компаний на новых высокотехнологичных рынках, Дмитрий Песков.
Текст: Екатерина Борисова
— Дмитрий Николаевич, чрезвычайно быстрые изменения в сфере высоких технологий принято считать четвёртой промышленной революцией. Как Россия использует открывающиеся возможности?
— Действительно, изменения очень быстрые. При этом надо понимать, что Россия никогда не была в авангарде предшествующих технологических революций. Последние 300 лет, начиная с петровских реформ, мы предпринимали невероятные по масштабу и иногда даже по жестокости реформы, которые позволяли сократить разрыв со странами — лидерами. Значительную часть нынешней технологической революции мы снова упустили. И теперь вопрос — в выборе тактики, с помощью которой можно это отставание сократить и принять участие в новом технологическом разделе мира.
Но есть принципиальное отличие от всех предыдущих историй. Если раньше между такого рода революциями проходило несколько сот лет, то сейчас они идут по нарастающей одна за другой. И каждый раз интервал между технологическими изменениями сокращается. Так, если революция в информационных технологиях, в сфере интернета шла с 60-х по 2000-е годы, то разрыв между ней и революцией, которая происходит сегодня в сфере промышленности и биотеха, минимален. Нет сомнений в том, что России нужно догонять. Но какую из волн: ту, в которой мы отстали на сорок лет, или ту, в которой — на двадцать, или ту, где мы пока отстаём на пять лет? А, может, необходимо концентрировать усилия на революции, которая сейчас происходит одновременно у всех?
— Руководители наших крупнейших банков предлагают оседлать новую волну, связанную с блокчейном.
— Ложная цель. Блокчейн — подвид технологий распределённых реестров, которые пока не сложились. Да и сама по себе опора только на блокчейн ничего не даёт. Если вы хотите создавать комплексный продукт, который будет продаваться, он должен состоять из набора деталей, каждая из которых сейчас революционизируется. В этом смысле обязательно нужно, чтобы у вас была система, умеющая работать с большими данными; управляющая свойствами живых объектов; с машинным обучением искусственного интеллекта; которая опирается архитектурно на распределённый реестр, на источники энергии, способные к длительной автономной работе, или на систему промышленного накопления и хранения энергии, на нужные вам протоколы беспроводной связи, позволяющие организовывать сетевое управление; использует метаматериалы и так далее. Такие требования к продукту являются адекватными той задаче, которая стоит в мире.
— У нас выработана стратегия выхода на этот уровень требований?
— Нет. Важно иметь не стратегию, а разделяемый образ будущего и сообщество людей, которые синхронно действуют ради преодоления этого уровня сложности и разрабатывают продукты, которые можно предложить на рынке.
— Можете привести какой-нибудь пример, когда ваш подход принёс конкретные плоды?
— В Новгородской области идёт пилотное внедрение устройств контроля бодрствования водителей пассажирских автобусов. Для разработки и продвижения этой системы объединилось несколько компаний. Одна — предлагает решение, где состояние водителя анализируется по движению его глаз. Другая предлагает устройство, снимающее показания альфа-ритмов человеческого мозга. Ещё используется браслет, контролирующий физическое состояние водителя. Имеются ли такие технологии в мире? Да. Но вопрос не в том, есть они или нет, а в их точности и надёжности. С точки зрения прототипов и конкретных продуктов в нейропилотировании мы системно никому не уступаем.
В прошлом году мы специально вывезли несколько российских стартапов, которые участвуют в НТИ, на Cybathlon (чемпионат мира для людей с ограниченными возможностями) и заняли достойные (5,6,7) места, конкурируя с ведущими мировыми производителями.
В отдельных направлениях мы вообще мировые лидеры. Например, в решениях для подготовки персонала. Это использование устройств биологической обратной связи, исправление базовых нейрофизиологических параметров человека — у нас технологии, которых больше в мире ни у кого нет. Мы это продемонстрировали на последнем мировом чемпионате по профессиональному мастерству «WorldSkills», где по общему количеству баллов стали первыми. Настоящий рывок. Пять лет назад в мировом чемпионате мы были сорок первыми среди сорок одной страны-участницы. Через два года — четырнадцатыми, а в прошлом году — первыми.
— Владимир Путин в ходе своей избирательной компании говорил, что нам необходимо сделать рывок в развитии страны и отбросить всё, что мешает двигаться... А что нам мешает двигаться?
— Прежде всего то, как мы думаем и как видим окружающий мир. Когда я обсуждаю с самыми высокопоставленными чиновниками подготовку кадров для новых отраслей, то зачастую это выглядит так. Говорю, давайте в прогрессии увеличим подготовку специалистов с логарифмическим мышлением и программистов. Нет, нам это не нужно — слышу в ответ — они все уедут. Интересуюсь, почему уедут. Оказывается, потому что для них нет места на нашем рынке, все рабочие места заняты. Пытаюсь убедить в очевидном: коллеги, а вы слышали о существовании глобальных рынков, о том, что в России есть технологические компании, которые продают свои продукты по всему миру. И если, к примеру, у нас будет не один Яндекс, а десять, стране будет только лучше. Но у огромного количества людей прямо обратное мышление: бизнес развивать не надо, потому что с определённого уровня все уезжают; более того, следует увеличить социальную нагрузку на крупный бизнес, чтобы было, на что выполнять социальные обязательства.
Это просто другой тип мышления, который рассматривает нашу страну, как нечто изолированное. И здесь реально идёт война мнений.
Необходимо диверсифицировать экономику, найти то, что мы сможем экспортировать. Я категорически не согласен с людьми, которые говорят: давайте будем развивать экономику впечатлений, сферу услуг, а не опираться на зыбкие шансы на новых технологических рынках. Экономика услуг сдувается, как мыльный пузырь, когда заканчивается доход от экспорта нефти. Мы это увидели в 2008 и в 2014 году. Экономика впечатлений — такой же мыльный пузырь. Он красивый, на него можно любоваться, но жить внутри мыльного пузыря неприятно.
— Вас слышат?
— Безусловно, слышат и поддерживают. Другое дело, что, может быть, масштабы поддержки достаточны для нас, но недостаточны для страны. Нам важно, чтобы эта амбиция роста появлялась не только в Агентстве стратегических инициатив, не только среди участников Национальной технологической инициативы, а, как позиция, разделялась бы большинством участников рынка. Если так же технологично, как Сбербанк, будут думать все крупнейшие российские корпорации, то мы вырастем за ближайшие ю лет в несколько раз. Кстати, про промышленную революцию есть прекрасная новость: Росатом выделил внутри себя отдельную компанию по созданию промышленных 3D-принтеров нового поколения. Коллеги из Росатома выбрали единственно верный путь. Они не капсулируются у себя, а диверсифицируют бизнес и делают ставку на технологическую революцию. Они участвуют в направлении, которое называется TechNet НТИ. Там же представлены и другие корпорации. Ростехнологии, например, делают «умную фабрику» на площадке ярославского НПО «Сатурн», крупнейшего производителя авиадвигателей. И мы видим, что не только такие передовые структуры как Сбербанк, но и крупнейшие корпорации тоже подтягиваются.
— В 2017 году появилась программа «Цифровая экономика». О чём этот документ, и как реализация программы отразится на нас?
— Развитие цифровой экономики каждый житель России почувствует на себе несомненно, потому что она изменяет многие базовые условия нашего взаимодействия с государством. На бытовом уровне это касается простых вещей. Например, системы идентификации. Один из первых законов, который принят в логике программы, это закон, позволяющий проводить удалённую идентификацию пользователя. Это означает, что вы сможете открыть счёт в банке, не приходя в банк, вы сможете сдать экзамен, не приезжая в то место, в котором вам надо сдавать экзамен. Для вас окончательно исчезает необходимость ходить за госуслугами куда-то далеко. Даже наши прекрасные МФЦ, лучшая мировая практика, становятся гораздо менее нужными, потому что всё больше услуг уходят на дом к человеку или в его офис, или в мобильный телефон. Появляется возможность контактировать с государством через смартфон. Другая задача, которую решает цифровая экономика — создание нового уровня базовой архитектуры управления данными. Здесь как раз нужен и блокчейн, и распределённый реестр, когда один раз внесённые частным лицом или чиновником данные появляются во всех национальных базах. Эти решения позволяют сделать так, чтобы человеку не приходилось каждый раз доказывать, что он, например, уже оплатил штраф; чтобы оплаченный штраф не пришёл повторно. Государство может просто запретить органам исполнительной власти требовать данные с человека, если он эти данные один раз предоставил.
Такой подход со временем распространится на огромное количество сфер нашей жизнедеятельности. Например, на то, чтобы у нас появились нормальные цифровые медицинские книжки, переходящие от одной больницы к другой, и возможность получать диагнозы, которые бы ставил не только человек, но и искусственный интеллект. Сегодня по ряду направлений диагнозы от искусственного интеллекта более точные.
Подобных решений много. И здесь мы точно никому не уступаем. Вопрос в правоприменении, во внедрении их в практику.
— Он решаемый?
— Невероятно тяжело, но паллиативно, по кусочкам решаемый. Возьмём закон о телемедицине. Как второе, третье мнение её начинают использовать в некоторых клиниках. Это вопрос даже не столько научный, сколько организационный. И в рамках программы «Цифровая экономика» должен решаться. Однако эта помощь будет абсолютно бесполезна, если у вас отсутствует доступ в интернет. И так во всех направлениях. Невозможно перевести школу на цифровые технологии, если у школы нет быстрого интернета. Сейчас Министерство образования делает прекрасный проект, который называется «Открытые уроки». Его проводят в Москве, собирают ведущих экспертов в разных областях, а смотрят урок 20 тысяч школ... А другие 20 тысяч не смотрят, потому что нет интернета. То же самое в здравоохранении, то же самое в огромном количестве других сфер. Программа «Цифровая экономика» предполагает, что Министерство связи и массовых коммуникаций, Ростелеком доведут новые стандарты беспроводной связи до большинства крупных и средних городов и пойдут уже дальше к мелким деревням. Просто, опять же, в мелких городах это физически слишком дорого, невозможно дотащить оптику, поэтому программа предполагает, в том числе разворачивание низкоорбитальной космической группировки спутников, обеспечивающей беспроводную связь. Это неизбежный процесс. В России есть несколько сильных компаний, которые над этими задачами работают. Один из таких проектов в контуре НТИ тоже рассматривается, это совместный проект АО «Газпром космические системы» и российской частной компании «Даурия Аэроспейс» по созданию коммуникационного спутника нового поколения.
— Приведёт ли четвёртая промышленная революция к переделу глобального рынка?
— Конечно. Общая логика проста — остаётся меньше победителей. То есть если раньше рынок был достаточен для того, чтобы на нём одновременно могли существовать и 5, и 50 компаний, которые этот рынок делили, то с эпохой технологической революции мы переходим к моделям либо монополии, либо олигополии. В этом состоит главная угроза. Цифровые платформы, именно бизнеса, которые развиваются по всему миру — это обман с последующим ограблением. Возьмём Uber. Это самая первая платформа, на которую все ориентируются. Сначала — обещание более низкой стоимости поездки. Это стадия обмана. Потом наступает стадия ограбления, когда Uber выходит на национальные рынки и выдавливает оттуда местные таксопарки. Что происходит дальше, когда вы получаете эту монополию? Первым делом повышаете цену. Все пользователи Uber знают, что это уже случилось. Второе, вы покупаете собственные автомобили, потому что как только вы получили монополию, вам становится выгодно строить вертикально интегрированную компанию. Третье, у вас остаётся только один слой, который вам мешает — водители. Поэтому Uber уже купил несколько тысяч автомобилей Volvo, устанавливает на них беспилотные комплекты и пытается перевести такси на режим беспилотного использования.
Так происходит со всеми остальными рынками, с торговыми платформами. Появилась поговорка: «Пришла беда — отворяй Alibaba». Это разорение большого количества мелких производителей.
— Существует другая точка зрения. Её суть в том, что четвёртая промышленная революция уравнивает всех, потому что если технология появилась в одном месте, то уже необязательно её с нуля разрабатывать, можно просто купить. И раз у всех эта технология есть, то все оказываются в равных условиях и развиваются одинаковыми темпами.
— Это и есть обман. Чтобы оставаться лидером, вы всегда инвестируете в следующее поколение, а предыдущие наработки скидываете остальным. И тогда они начинают развиваться и идти по пути, по которому вы уже прошли.
Есть разница между технологией и платформой. То, о чём Вы говорите — базовые технологии. То, о чём я говорю — платформы. В основе платформы лежат тысячи отдельных технологических решений, которые собираются вместе. Вам не надо их даже патентовать, потому что сложность их такова, что кроме нескольких лидеров, никто не может с ними работать, никто не может совместить их в единую платформу. Появляются олигополии или монополии.
— Какие прорывные технологии изменят наш мир и наше будущее?
— С моей точки зрения, прорывные вещи, которые меняют правила игры на рынке, это — искусственный интеллект, квантовая технология и технология генетического редактирования. Квантовые технологии меняют всё. Кстати, как только заработает квантовый компьютер, алгоритм blockchain будет дискредитирован. Вновь станет возможным делать его практически полную деанонимизацию (установление личности анонимного персонажа), то есть он потеряет свой смысл. Именно поэтому перспективный протокол, основанный на технологии распределённых реестров, который сегодня пытаются создать, — это либо квантовый блокчейн, либо квантово-устойчивый блокчейн.
— Когда мы придём к такой технологии?
— Если количество кубитов будет расти примерно сегодняшними темпами, то к нужным квантовым мощностям мы приблизимся на горизонте 2025—2027 года.
— И насколько кардинально это всё изменит?
— Все коды, которые были до этого, все алгоритмы шифрования или их подавляющее большинство станут неустойчивыми. Одновременно становятся возможными абсолютно невзламываемые сети передачи данных квантовой инфраструктуры. Сегодня ведущие страны делают проекты по строению квантовой инфраструктуры нового поколения. Вот здесь настоящий прорыв, здесь есть подлинные группы, которые этим занимаются. Это самое интересное из того, что происходит: новые типы вычислений, новые подходы к безопасности, новые типы передачи данных.
Про искусственный интеллект тоже всё понятно. Генетическое редактирование — самая страшная штука, вызов человеческому существованию. Улучшая человеческую сущность, мы переходим из этапа человечество в постчеловечество. Как только у вас появляются возможности управления мутацией, появляется и биохакинг. Уже есть несколько людей, которые начали генетические эксперименты над собой. Это страшная угроза людям. Я за ограничительные меры. Слишком много рисков. Меня не прельщает жить в обществе победивших постгуманистов. Надеюсь, что мы в России подобных сценариев сможем избежать за счёт работы с управляемыми сценариями, сочетания технологических изменений с суверенитетом и работой на стыке новых технологий и традиционных ценностей.
— Есть ли плюсы от нашего догоняющего развития?
— Меньше рисков, связанных с преодолением барьера. Потому что самое ужасное, когда общество становится топливом для технологической революции. Мне не импонирует ситуация современного Китая с его системой социального рейтинга, которая опирается на технологическую революцию, когда я вынужден получать кредит меньшего размера, потому что вёл себя плохо в социальных сетях или неправильно переходил дорогу. Также не хотелось бы быть заложником победившей технологической революции в США с идеей тотального патентного контроля, и в ситуации, когда вам кредит выдают в зависимости от качества вашего гена.
— Уже так?
— Очень близко. Посмотрите на переговоры американских страховых компаний с лидерами рынка. Они ровно эти модели разрабатывают.
Мне бы также не хотелось жить в ситуации, когда лезут глубоко в человеческий мозг и занимаются контролем человеческого поведения и человеческой мысли. А это один из самых интересных проектов Илона Маска. Он гораздо более радикален, чем его марсианский проект.
Есть также замечательная девушка, которая стала министром образования в США в правительстве Дональда Трампа. Она владеет несколькими компаниями, которые, в том числе занимаются темой стирания человеческих воспоминаний и изменением структуры человеческого мозга в позитивных целях борьбы с тяжёлыми депрессиями и сложными ситуациями. В рамках НТИ мы тоже изучаем эти технологии, но только для того, чтобы понимать их ограничения.
— То есть право контроля дальнейшего развития технологий, которые оказываются опасными с той или иной точки зрения, у НТИ?
— Нет. Это право обсуждается обществом. И важно, чтобы такое обсуждение шло. Управлять жёстко нормативно не получится. Необходимо воспитывать культуру, когда ты слушаешь другого человека. Это единственно возможный гуманный подход в управлении технологическим развитием.
