ЗРИТЕЛЬ ВСЕГДА ХОЧЕТ ПРАВДЫ

— Сергей Петрович, этот год юбилейный для Вас. Позвольте поздравить и пожелать крепкого здоровья, неиссякаемого оптимизма, творческого полёта.
— Спасибо за добрые пожелания. Да, перешагнул 80-летний рубеж. И вроде без последствий. Стараюсь быть в форме (улыбается — ред.).

— Вы многоплановый актёр. 227 ролей, сыгранных честно, красиво, талантливо... Каким был путь к профессии?
— Первый «серьёзный опыт» ответственного выступления прибрёл, когда учился во втором классе мужской школы. В актовом зале, помню, нарядили новогоднюю ёлку. Десятикласснику приладили бороду и назначили Дедом Морозом. А Снегурочки нет! И тут мама моего одноклассника, заведовавшая самодеятельностью, сказала: «Снегурочкой будет Серёжа. Он в первом классе хорошо Петрушку показывал». На меня надели парик, косички… Конечно же, участвовал в школьных конкурсах чтецов, певцов. А потом… Потом крепко «заболел» театром.

Занимался одновременно в двух кружках — в студии художественного слова и драматической студии Московского городского дома пионеров и школьников. В студии художественного слова нами руководила Анна Бовшек, ученица Константина Станиславского и Евгения Вахтангова.

Актёр и педагог Авангард Леонтьев, позже занимавшийся у Анны Гавриловны, издал книгу о ней. Среди её учеников-студийцев известнейшие: народные артисты СССР Ролан Быков, Людмила Касаткина, Николай Прокопович, Георгий Ансимов.

Жили мы рядом с театром Вахтангова. Естественно, что я пересмотрел почти весь репертуар. Часто бывал в Театре Маяковского, правда, не совсем легально — поначалу воспользовался найденной контрамаркой, которую научился подделывать… Чего не сделаешь из любви к искусству (смеётся — ред.).

После окончания школы поступал сразу в четыре театральных вуза. Ни в один не взяли. Самое обидное, что не попал в расположенное по соседству Щукинское училище. На троллейбусе поехал во ВГИК. Взяли на курс народных артистов СССР Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Попав к этим мастерам, через пару месяцев благодарил судьбу, что всё так сложилось.

— Вспоминаете учёбу, педагогов, сокурсников?
— Это незабываемо. Своих наставников мы воспринимали как папу и маму. Щедрость и душевная теплота Тамары Фёдоровны были безграничны. А Сергей Аполлинариевич анализировал наши работы, с присущей ему прямотой критиковал. Хвалил — когда видел творческие удачи. Он помнил всё, что его ученики когда-то играли, предлагал интересные ходы, но и хотел, чтобы мы сами находили стоящие решения. Учил, что прежде всего актёры — граждане своей страны. А уже после — художники, несущие ответственность за то, что делаем.

Преподавала нам и Татьяна Лиознова. Ей в то время было 35 лет, но как умело она нами руководила, могла «пороть розгами» провинившихся. Бывало, подбегу к Тамаре Фёдоровне, прошу защиты, и она, конечно, вступалась за меня. Наш актёрско-режиссёрский курс был большой — 38 человек. И очень интернациональный, с нами учились ребята из Индонезии, Монголии, Албании, ГДР. Среди однокурсников — Николай Губенко, Жанна Прохоренко, Лариса Лужина, Евгений Жариков, Галина Польских, Лидия Федосеева, Жанна Болотова… Все состоялись в профессии.

— В 1971 году Вы сняли первый короткометражный фильм «Петрухина фамилия». Почему выбор пал на этот материал?
— Выбор не был случайным. Все мои фильмы связаны с деревенской жизнью, русской природой, русскими характерами. Это направление во многом определил Василий Шукшин. Познакомились мы с Василием Макаровичем в ту пору, когда ему и жить-то было негде. Он ночевал на вокзале, иногда останавливался на постой у меня.

Потом были ленты «Трын-трава», «Целуются зори», «Цыганское счастье». Они о простых людях, сельских жителях.

Очень повлияла литература. В основу картин легли произведения Фёдора Абрамова, Василия Белова, Евгения Носова. Жалею, что, будучи хорошо знакомым с Валентином Распутиным, ничего не снял по его замечательной прозе. Мы тогда ещё не до конца понимали, с какими людьми общаемся…

— Вы снимались у Шукшина. Как с ним работалось?
— За десять лет нашей дружбы сложились весьма доверительные отношения. Помню: даёт почитать сценарий. «Вот роль, Васька-чудик. Как тебе?» — спрашивает. Отвечаю, что только мечтать можно. Он меня к костюмерам сразу и на съёмочную площадку, сам же в сторонку — записать мысли, сделать раскадровку. Иду к актёрам и деревенским бабушкам познакомиться-пообщаться, а он уже даёт команду снимать… Приходилось буквально жить в кадре.

— В том же 1971-м Вы снялись в фильме «Пой песню, поэт…», сыграв великого русского поэта Сергея Есенина. Чем это стало для Вас лично?
— Полвека прошло, а роль не отпускает. Наверное, всё предначертано свыше. Ведь и назвали меня в честь Есенина. Мне же в юности нравился Маяковский. Однажды сосед по парте сказал: есть, мол, поэт не хуже. Открыл я сборник и не смог оторваться. Особый мир, он увлекал, манил: «страна берёзового ситца…», «дорогая, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу, я хочу под кротким взглядом слушать чувственную вьюгу…», «…на извёстку колоколен невольно крестится рука…». А «Песня о собаке» — до слёз... Я был молод. Пробуждались первые чувства, душа пела...

Спустя много лет талантливый поэт и сценарист Гена Шпаликов, он часто оставался ночевать в моей комнате, заявил: «Будешь играть Есенина», и мы пошли к кинооператору Сергею Урусевскому. «Смотри, как две капли похож!» — сказал ему Гена. На роль меня утверждал именитый кинорежиссёр Михаил Ромм. Пробовались Олег Табаков, Олег Видов, Виталий Безруков, Андрей Миронов. Всего человек сорок. Михаил Ильич, видевший поэта при жизни, сказал: Никоненко — вылитый Есенин.

Начались съёмки. И всё случилось к моей несказанной радости. Правда, фильм этот как птица с одним крылом — гениален по видеоряду, изображению, и одновременно есть недоработки в драматургии. Но я люблю его.

— Чем привлекает личность и творчество Есенина?
— Многие замечательные поэты Серебряного века и те, кто пришёл в литературу позже, в середине ХХ века, отдавали пальму первенства именно Сергею Есенину. Потому что он истинный, настоящий. Борис Пастернак говорил: «Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовём высшим моцартовским началом, моцартовской стихиею». Как Вам это? Пастернак, по сути, его сравнил и с Пушкиным, и с Моцартом.

Есенин — уникален. Он из крестьянской семьи, но когда появился в богемном обществе Петербурга, то многих просто свёл с ума. Среди очарованных им — и Зинаида Гиппиус, и Дмитрий Мережковский, и Анна Ахматова. Все удивлялись, что это за явление — Есенин? Но ответа так и не нашли — только разводили руками. «Я последний поэт деревни», писал он о себе.

—  Вы воплотили немало образов защитников Родины. Чем, на Ваш взгляд, отличаются советские военные фильмы от современных?
— В погоне за сериалами, за быстрым созданием кино сильно ослабла драматургия. А какие драматурги были! Что Евгений Габрилович, что Виктор Розов, я уж не говорю об Александре Вампилове. А фильмы Василия Шукшина — какая драматургия — писательская, с характером. Это хорошая литература, над которой работали продолжительно, внимательно, никуда не спешили.

Вспомните киноэпопеи «Они сражались за Родину» Сергея Бондарчука, «Освобождение», «Сталинград», «Битва за Москву» Юрия Озерова, «Семнадцать мгновений весны» Татьяны Лиозновой, легендарные фильмы «В бой идут одни старики» Леонида Быкова, «Офицеры» Владимира Рогового, «А зори здесь тихие…» Станислава Ростоцкого и многие другие прекрасные работы, вошедшие в золотой фонд отечественного кино.

Сейчас, к сожалению, либо история высосана из пальца, либо детский лепет. Даже у именитых режиссёров. Станиславский говорил: «верю!» или «не верю!». Зачастую хочется сказать второе. Например, фильм моего близкого друга Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем» и его продолжение «Цитадель». Первый — серьёзная работа, прекрасный образец профессионального подхода, высоко оценённый и зрителями, и коллегами, и критиками. Недаром он получил «Оскара». А со вторым что-то пошло не так. Ну, не верю, и всё тут…

Кстати, в этом году на сорок третьем Московском международном кинофестивале Никита мне вручил специальный приз за покорение вершин актёрского мастерства и верность принципам школы К. С. Станиславского «Верю!». Получить такую награду от коллег по профессиональному сообществу — большая честь.

— 1981 год ознаменовался выходом в прокат культового фильма «Шестой». Самоотдача, готовность жертвовать собой ради Отечества — это пример патриотизма, достойный уважения. Как Вам кажется, мы не утратили способность ставить общественное выше личного?
— Помню ключевую фразу моего героя: «В государстве живём, не в банде!» А государство было рабоче-крестьянским. И сказка была придумана замечательная, в неё многие поверили. Поверили, что можно построить справедливое общество. И вроде получалось… Не догадывались, что справедливость — самое сложное. Ведь корень слова «правда», а с правдой жить непросто. Мы живём в совершенно другой стране. Но, уверен, что честные, порядочные люди остались и их немало. Они также жертвуют жизнью ради спасения других, до последнего вздоха стоят на защите интересов Отчизны.

— Стойкость и принципиальность Вашего героя во времена «застойной вседозволенности и повсеместного блата» в фильме «Инспектор ГАИ» вызвала немало зрительских эмоций…
— Характер моего персонажа — не показная упёртость, а сермяжная правда и гражданская позиция. Человек, офицер, он правильно понимал свой служебный долг.

Через год-полтора после этого фильма я снимался в двух картинах одновременно. Съёмки шли в Калуге и Пущино. Приходилось мотаться тудасюда. Каюсь, как-то раз нарушил скоростное ограничение. Останавливает мою машину молодой постовой, достаёт «дырокол». Спрашиваю, смотрел ли «Инспектора ГАИ»? Обижать коллегу будешь? Он отвечает: «Нам начальник школы милиции сказал обязательно посмотреть этот фильм и брать с Вас пример, что я и делаю». И проколол мне талон предупреждений, который тогда выдавался к водительским правам. Скажу честно, я испытал смешанные чувства… «Молодец, но надолго ли тебя хватит?» — почему-то подумал тогда.

В 1995 году в Москву из Бостона прилетал сын поэта Александр Есенин-Вольпин. В то время его мама была жива, ей было 95 лет.

Потом были многочисленные походы по чиновникам. Полтора года мне говорили, что всё бесполезно, только здоровье потеряете. Действительно, пришлось физически разгребать кучи мусора, вкладывать свои кровные в первичный ремонт. Но ремонт-то требовался капитальный.

Чудом пробился на приём к градоначальнику и показал Юрию Лужкову документ, что экспертная комиссия управления охраны памятников признала этот объект памятником литературы и истории. Юрий Михайлович, ознакомившись с документом и выслушав меня, написал резолюцию: «Отремонтировать. Профинансировать. Проконтролировать. Доложить». Всё было сделано, и мы начали собирать экспозицию, куда вошли личные вещи поэта, фотографии, автографы, прижизненные издания, живописные полотна, скульптуры, подлинные рязанские народные костюмы, детали быта, самовар и даже расписная дуга с колокольчиком из конской упряжи...

Я искал книги его друзей и недругов. Встречался с последней музой поэта Августой Миклашевской, беседовал с Борисом Шкловским, расспрашивал маму Никиты Михалкова Наталью Кончаловскую, так как они были лично знакомы с Есениным.

В музее сегодня около двух тысяч предметов. Собранные по крупицам с душой на собственные средства они помогли создать аутентичную обстановку и соответствующую атмосферу.

Здоровье, как видите, не потерял и дело сделал. Культурный очаг содержу на свои деньги более четверти века. У государства ни копейки не взял. Экскурсии проводим по заявкам. Честно говоря, не мог предположить, что стану заведовать музеем. И очень горжусь, что ежегодно в мае получаю поздравления с Днём музейного работника.

Основной музей Есенина — государственный музей-заповедник — находится в селе Константиново под Рязанью и хорошо поддерживается государством. У нас наладились добрые отношения, плотно сотрудничаем. Занимаясь поисками всего, что связано с творчеством поэта, иногда им книгу какую редкую передаю.

— У Вас в музее подлинные вещи Есенина? Как удавалось их «заполучить»?
— Есть предметы, достоверно принадлежавшие Есенину, а есть — с легендами. Каким образом нахожу? По-разному. Например, головной убор Сергея                  Александровича — котелок — достался от есениеведа Юрия Паркаева. Ему, в свою очередь, перед своей кончиной отдал реликвию Рюрик Ивнев, хранивший её пятьдесят лет. Юрий Александрович передал нам и есенинскую белую лайковую перчатку.

Бритвенный прибор, который когда-то Есенин подарил поэту Клюеву, я купил за немалые деньги. Естественно, что перед тем, как приобрести что-то, тщательно проверяю историю находки.

В экспозиции представлена и трость поэта, которой он поколотил пролеткультовцев, и серебряная ложка… Наверное, для меня эти экспонаты одни из самых ценных, потому что ими пользовался сам Есенин.

— В 2014 году вышел Ваш фильм «Охота жить» по мотивам рассказов Василия Шукшина.
— Работа с творческим наследием Василия Макаровича мне дорога. Я снял три фильма по его рассказам — «Ёлки-палки», «А поутру они проснулись» и «Охота жить». За «Охоту…» получил пять призов на пяти фестивалях, а фильм практически не появился в прокате. Комиссия отдала предпочтение другой картине. То, что отвергли Шукшина — серьёзный звонок. Значит, кто-то не хочет, чтобы у нас была русская культура и хорошее русское кино. Меня это категорически не устраивает. Я же не для фестивалей снимаю фильмы, а для людей.

В основе хорошего кинематографа, независимо от национальных различий, всегда лежит история о человеке, его чувствах. Убеждён, наш кинематограф возродится лишь тогда, когда обратят внимание на драматургию.