Выслушав представителей четырёх религий, Владимир обратился к боярам и киевским старейшинам с предложением послать посольство из мудрых и бывалых людей для проверки и оценки ислама, западного и восточного христианства. Избранные десять достойных направились к болгарам, как это, по-видимому, и происходило в действительности.
Ответное посольство должно было оценить обрядную, культовую и бытовую стороны их религии. Рассказ послов, будто бы на основании которого Владимир и отверг веру мусульман, в изложении летописца выглядит как антиисламский памфлет. Крылатая фраза, произнесённая ранее Владимиром по поводу запрета вина, думается, маскирует причину отказа, нежели объясняет его.
В действительности всё сложнее. Из Булгара русские послы направились в Хорезм, где, судя по восточным источникам (поздним и дефектным, к тому же представляющим из себя памфлет, только антихристианский), их неправильно поняли. Не исключено, что и послы, чтобы не создавать себе проблем, излишне хвалебно отозвались о религии принимающей стороны. Во всяком случае, в Хорезме решили, что Русь готовится к принятию ислама, и отправили с ними имама. Но исламский мир, вступив в эпоху дробления на феодальные владения, переживал не лучшие времена, его влияние в Киеве было несопоставимо с византийским.
Каково же оказалось разочарование восторженных последователей пророка Мохаммеда, когда их достигли вести о крещении Руси. В литературе упоминается о резком обострении печенежской опасности вскоре после принятия Русью христианства. Причиной такого поведения индифферентных к религии кочевников, всегда озабоченных одной лишь материальной выгодой, вполне мог стать мешок серебра от разгневанного хорезмшаха Мамуна ибн-Мухаммеда, решившего через соседей покарать «отступников».
По словам летописца, в странах Запада киевским посланцам «не понравилась» католическая обрядность, бедное убранство мрачноватых романских храмов, не радующих славянский глаз: «и видехомъ в храмехъ многи службы творяща, а красоты не видехомъ никоея же». Зато поражённые великолепием праздничного богослужения в Константино-польском храме святой Софии, послы, передавая в Киеве свои впечатления, признались, что ощущали себя там, скорее, на небе, нежели на земле, так как нет на земле такой красоты, для описания которой не могли найти и слов, только: «…там Бог пребывает с людьми».
Громовые раскаты органных гармоний, разноцветный блеск мозаик, отражающий тысячи свечных огоньков, золотые облачения и торжественные возгласы служащих в облаках фимиама, льющиеся с высоты хор ангельские голоса поющих дивные напевы, наконец, механический рык золотых, бьющих хвостами львов и крики павлинов, распускающих драгоценные хвосты, императорский трон, взмывающий под своды невероятной высоты…
Именно красота убедила «русь» в своей правоте. Они, бывалые и «смысленные», действительно как дети воспринимали мир. Увидев несказанную красоту величественного богослужения, ощутили её словно присутствие конечной истины, уверовав пока только в одно,— что нашли место пребывания Бога и теперь не могли «забыть красоты той, ибо каждый, если вкусит сладости, не возьмёт потом горького. Так и мы — не можем уже оставаться прежними».
Рассказ послов впечатлил присутствующих. Как бы выражая согласие с ними, боярам после услышанного оставалось только добавить, что «если б плох был закон греческий, то твоя бабка Ольга, которая была мудрейшей из всех людей, его бы не приняла». Подводя итоги «заседания», Владимир вопросил о месте крещения, на что получил ответ: «где ти любо». Князь принял не личное решение, за которое пришлось бы отвечать самому, а мудро разделил ответственность с окружением, в которое входили «силовики», представители «исполнительной власти», старейшины — «депутаты» от полянского веча.
В какой-то мере этот рассказ отражает реальные события, и можно не сомневаться, что помимо политических расчётов и экономических выгод культурное доминирование «нового Рима», любовь славян к красоте сыграли в этом выборе не последнюю роль. Но принятие восточного христианства было результатом не только внутренних причин, эстетических или бытовых предпочтений, но и следствием событий, происходящих в окружающем мире.
В Киеве внимательно наблюдали за острейшей борьбой между двумя центрами христианства. Когда Византия увязла в войнах с арабами, Рим, нарушая установленную ещё при царе Константине границу своего «диоцеза», пытался обеспечить своё влияние даже в Болгарии, но не преуспел, а в Чехии православие оказалось побеждено, венгры, как и поляки, приняли западный обряд и с ним — нарастающие догматические отклонения. Болгария, стремительно превращаясь после крещения из царства в империю, бросила вызов Константинополю, но была разгромлена. «Ромеи», вытеснив Святослава с Балкан, стали официальными союзниками, которым по условиям договора 971 года Русь в случае необходимости обязана была предоставлять военную помощь. Это новое усиление империи, добившейся также и новых побед в Малой Азии и Сирии, настолько поднимало её ценность как союзника для Владимира и его окружения, что ничего не изменила и очередная полоса неудач, вновь обрушившихся на Византию во второй половине 990-х. Временные несчастья греков лишь способствовали планам Владимира.
Продолжение в следующем номере.