Представляется, что подписание Аахенского договора в таком историко-культурном антураже и для Парижа, и для Берлина имело важность в большей степени как знаковая публичная кампания. На фоне сложного процесса выхода Великобритании из состава ЕС, а также тех проблем, которые проявились в отношениях Старого Света с американским президентом Дональдом Трампом, франко-германская сплочённость должна была утвердить силу идеи европейского единства, берущего начало в соответствии с «мифом»ещё из каролингских времён.
Столь политически «рафинированный»обр аз средневекового правителя, активно встраиваемый в актуальную повестку, не может не порождать общественных дискуссий. Эта тема приобрела объёмное звучание в Год Карла. СМИ стали активно обращаться за комментариями к историкам, колумнисты и политические обозреватели регулярно выступали с репликами.
Немецкий историк-медиевист И. Фрид, в 2013 году написавший монографию о жизни и наследии императора, в многочисленных интервью отмечал, что оценивать Карла как «первого европейца» в том смысле, который в это вкладывают современные политики, нужно с оговорками. Ведь для него тогда не существовало Европы в политическом понимании этого слова, а некоторые современные страны — участники ЕС, к примеру, Португалия, Кипр, Литва — вообще не имели ничего общего с империей Карла.
По заключению историка Х. Мюнклера, в 1950‑е годы образ Карла как объединителя Европы стал культивируемым политическим мифом, однако со временем, учитывая расширение Европейского союза на юг и на восток, нарратив о Каролингской империи как колыбели единой Европы стал «весьма хрупок».
Действительно ли монарх воплощал собой толерантную, открытую и ориентированную на гуманистические ценности Европу — большой вопрос, иронично замечал обозреватель газеты Welt Гидо Хартманн.
Тем не менее фигура Карла Великого приобретает всё большее значение. Думается, отчасти этому способствовало, что его образ не был «монополизирован» Гитлером для создания собственных мифов и национальной героики и может быть использован сегодня, не вызывая негативных коннотаций в общественном сознании. Кроме того, ввиду отсутствия чёткой национальной идентичности (исключительно французской или исключительно немецкой), Карл Великий — идеальный персонаж, воплощающий наднациональность идеи евроинтеграции.
Итог: спустя столетия из безжалостного завоевателя, собиравшего свою империю «огнём и мечом», Европа создаёт мирный гуманистический интеграционный проект, символ христианского единства и шире — её культурно-цивилизационных основ. Новый образ очищен от «лишних» деталей, он — базовая «точка отсчёта» в хронологии европейского строительства, а сам нарратив о Карле призван отражать естественность, очевидность и историческую обусловленность интеграционного пути для ЕС.