НАЛОГОВАЯ ТРАДИЦИЯ ЕВРОПЫ: АНГЛОСАКСЫ ПРОТИВ КОНТИНЕНТА
Европейская история налогов необычайно интересна. Именно она создала всё богатство их интерпретаций и философского обоснования. Однако в новое время традиция разделилась: англосаксонский подход определил главным для налогообложения наличие имущества, континентальный — дохода. В XX веке Европа пережила поворот к социальному обоснованию налогов и обратно, к англосаксонским принципам. Как рождалось в Европе понимание справедливых и несправедливых налогов? Было ли оно связано с соблюдением прав человека и обязанностей государства? Куда двинется налоговая практика в современном мире и почему? Об этом в материале директора Института нового общества.
Текст: Василий Колташов
Средневековые корни налогов
Устроительницей государства российского принято считать княгиню Ольгу. Она не создавала ни центра региональной власти, ни княжеского двора, ни военной дружины. Всё это возникло ранее. А вот появление на Руси первой налоговой системы государства связывают именно с именем княгини. Установление ограниченного размера натурального сбора ― оброка для подвластного населения вместо существовавшего ранее полюдья привело к первой поправке в неписаный «налоговый кодекс» Древней Руси.
После распада Римской империи подобная древнерусской система сборов дани с сельского населения была почти повсеместной. Постепенно устанавливалась феодальная иерархия, оброк платился уже местному владетелю земель. Иной была практика обложения горожан, а после и перевозимых или пребывающих на местный рынок товаров. Там от денег никто не отказывался. Но важнее был принцип, лежавший в основе налогов: они собирались по установлению правителя или его представителя (местного феодала), который обосновывал своё право божественной волей.
Юридическая логика Средних веков была такой: Бог установил порядок вещей, и не без его воли люди наделены имуществом и доходами. Право считаться его наместником брал на себя монарх. Это мог быть король, князь, германский или византийский император в Европе, феодальный правитель на Ближнем Востоке, в Магрибе или мусульманской Испании. За пределами мира христианской религии порядки были жёстче. Но почти повсеместно действовало одно правило: власть представляет не саму себя, а божественный промысел, так как подданные ― лишь грешные души.
Божественно-феодальный принцип понимания налогов и имущественных прав возвёл в абсолют король Франции Людовик XIV, который вошёл в историю как самый могущественный правитель второй половины XVII века ― Король-Солнце. Монарх полагал: не только установленные им налоги, как многочисленны и тяжелы они ни были, есть установленное свыше право короля, но король даёт всем (не только вассалам) право владеть имуществом и при желании может забрать что пожелает. Это «право», даже будучи теоретическим и декларативным, не нравилось горожанам. Оно серьёзно повлияло на процессы в соседних Англии и Нидерландах.
Англосаксонская налоговая революция
Если на Востоке принцип налогов на основе воли повелителя, данного свыше, сохранялся все Средние века, то в Европе процесс пошёл иначе. Первоначальное соглашение составляло основу для оброка, барщины и налогов. Последние особо беспокоили горожан, которые полагали, что имеют права, и без их согласия эти права не могли никем пересматриваться. Потому в Англии города и феодальная знать в начале XIII века объединись против короля Иоана Безземельного и сумели победить. В 1215 году монарх подписал «Великую хартию вольностей», признав ограниченность своих прав.
В других странах Европы ограничение центральной власти тоже происходило. Признавая её, правители могли создавать союзы с городами и применять своё ≪божественное право≫ в сельской местности. В Нидерландах и Англии к тому времени случились буржуазные революции. Налоги там полагалось вводить только с позволения представителей общин.
Да и сами революции в этих странах начались из-за налогов, а именно ― из-за попытки Филлипа II Испанского ввести 10 % налог с продаж (алькабала) в Нидерландах и желании Карла I в Англии поднять налоги вопреки парламенту.
Так идея общественного договора выросла из частных соглашений, возникших в результате многообразия экономических связей в Европе. Английский опыт лёг в основу англосаксонской системы налогов. Окончательно на неё повлияли события 1688―1691 годов: Славная революция и вторая за XVII век гражданская война в Соединённом Королевстве. Дело в том, что государство оставило позади революциюи бонапартистскую по типу диктатуру Оливера Кромвеля. На трон вернулась династия Стюартов, а второй король реставрации Яков II был большим сторонником французского типа правления. На троне Франции был тогда Людовик XIV. Его подходы к праву и принялся копировать Яков.
Для Стюартов всё кончилось плохо. Династию свергли. Новым королём стал правитель Нидерландов Вильгельм III Оранский, зять Якова. Он и укрепил фундамент англосаксонской налоговой системы, обязавшись править вместе с парламентом, не вводить налогов без его одобрения. Налогам полагалось не быть чрезмерными. Этот расплывчатый принцип лёг в основу англосаксонского налогового права, ибо никаких ограничений по налогам там нет. Налогами можно облагать всякое имущество или деятельность и в любое подходящее время, лишь бы члены парламента проголосовали ≪за≫ и тем формально выразили волю народа. Совсем не удивительно, что в результате возникла не только несправедливая, но и губительная для многих граждан налоговая политика. В современных США налог на жильё разоряет немало граждан, чьи доходы не по зволяют уплачивать эту ренту государству.
Рождение европейского подхода
Американская революция началась в 1775 году во многом благодаря гнетущим английским налогам. Однако республика на Новом континенте долго не имела суровой налоговой системы. Во многих штатах налоги почти не ощущались. Развитию экономики это содействовало, но развитию налоговых принципов не помогало никак. Зато на Старом континенте всё было иначе. Король Франции Людовик XVI попытался ввести новые налоги и вслед за своим собратом Карлом I потерял голову на эшафоте. Ярость французов была вызвана экономическими бедами и ощущением несправедливости поборов.
Когда Наполеон Бонапарт установил диктатуру, он сделал весьма важный вывод: косвенные налоги — хорошо, прямые налоги — плохо. Это не было слепым доктринёрством. Даже установив ≪гранитный фундамент≫ своей империи, этот человек придерживался данного правила. Оно было продиктовано опытом потрясений. Королевская власть его не держалась.
Её вообще не смущало, что подданные замечают налоги. Они являлись подданными, а не гражданами, следовательно, должны были подчиняться. Правительство и косвенные налоги умело сделать заметными и ненавистными. За ввоз в Париж и другие города продуктов питания бралась пошлина. Французы видели, как окружавшие их внутренние таможни приводят к дороговизне. На первом этапе революции они буквально смели их.
Наполеон делал выводы из событий. Но идея не раздражать людей налогами была продиктована не только опытом, но и философскими уроками XVIII века. Здесь уже не было протестантской простоты. Налоги оценивались не как большие или малые, а как справедливые или нет. Проистекало это из прав человека и гражданина, о которых столько говорили Шарль Луи Монтескьё, Франсуа-Мари Аруэ Вольтер, Дени Дидро, Жан-Жак Руссо и другие. Руссо дал в ≪Исповеди≫ наиболее яркое этическое обоснование налогов. Он утверждал: народ и правители заключают общественный договор, который только и есть основа власти. Новое здесь заключалось в том, как философ трактовал это в плане прав и налогов.
Исполняя обязанности французского консула в Венеции, писал Руссо в ≪Исповеди≫, я отменил всякие сборы с французов. Какиебы услуги подданным короля не оказывались, деньги принимались только от иностранцев. Государство не имеет права брать деньги за свои услуги с народа, когда тот уже оплатил их через установленные законом налоги. Никакие бумаги не должны выписываться за деньги. Никакие рекомендации и иные действия не могут осуществляться платно. Не народ ― слуга государства, а государство служит народу, и налоги есть лишь сборы на его содержание в необходимых рамках и на базе естественных человеческих прав. Речь не просто о равенстве прав перед законом, а о гражданских правах, которые не могут облагаться налогами.
Это было на порядок сложнее англосаксонского протестантского подхода и легло в основу европейской налоговой идеологии.
Противоречия Старого континента
Мир Европы XIX века был мрачен. Массы бедны, лишены возможности влиять на управление государством и даже защищать свои права на основе закона. Доля людей без собственности (пролетариев) возрастала. Они не ощущали себя гражданами, зато в полной мере ощущали экономический гнёт и несправедливость политики. Почему они должны были уплачивать высокие косвенные налоги при покупке куска мыла, фунта муки или сала в то время, когда их наниматели не отличались щедростью? А ведь была ещё аристократия, вообще не понимавшая слова ≪налог≫. Из этих обстоятельств родились идеи социализма и социальной демократии. Они расширили европейское понимание справедливых и несправедливых налогов.
Всякий человек является налогоплательщиком, но налоги должны браться с его деятельности. Подушная подать или церковная десятина ― однозначно чужды принципам обоснованного обложения. Мало, чтобы налоги взимались на основании принятых народными представителями законов. Они должны в большей мере браться с состоятельных граждан и в меньшей с тех, кто едва зарабатывает на необходимые нужды. При этом налоги должны взиматься с доходов.
Веками общество жило в условиях регрессивной налоговой шкалы: богатые платят мало или ничего не платят (аристократия), а ≪низы≫ покрывали почти все расходы государства. Этот конфликт породил социальное переосмысление налогов. На практическую ситуацию повлияли два важных события: крах анархической модели капитализма в 1929―1933 годах, вошедший в историю как Великая депрессия, и крах фашизма в 1945 году, как попытки найти внешние решения для вопроса об источниках роста. Связь этих событий строилась на том, что рабочий класс промышленно развитых стран вырос количественно. Значение его в плане потребления изменилось. Он стал главным покупателем в мировой и местной экономике; в условиях его неплатёжеспособности нельзябыло более рассчитывать на экономический рост. Выросло влияние его партий.
Социальный поворот в налогах
Как практическое явление появился прогрессивный подоходный налог и не облагаемый налогами минимум доходов. Свой путь прогрессивный подоходный налог начал во Франции, где радикальная левая партия добилась его введения в начале XX века. В тот же период был поднят вопрос о неправильности двойного и тройного налогового обложения доходов. Налог на жильё, как особое недвижимое имущество физического лица, служащее ему домом, а не источником доходов, начал трактоваться как вторичное обложение доходов. Налог с жилья мог пониматься и как противоправный акт. Усилиями левых право на жильё появилось во многих конституциях и было признано как неотъемлемое. Однако право не может облагаться налогом, оно является чем-то вроде подарка гражданину от всех граждан в лице государства.
По этой логике налоги не должны браться и с того, что не является доходом, если только это не налог с продаж или не налог на добавленную стоимость (НДС). Тот впервые появился во второй половине XX века при генерале-президенте Шарле де Голле во Франции. Налог помогал сдерживать рост производства. Где требовалось подстегнуть этот самый рост, под ходил старый налог с продаж при определении условий его взимания. Во многих странах Европы были постепенно установлены разные шкалы и возвраты налогов, например, для обременённых детьми или бедных граждан при покупке лекарств. От косвенных налогов зачастую освобождались предметы массового потребления, что диктовалось и необходимостью стимулировать спрос со стороны масс в ≪обществе потребления≫.
Весьма интересной оказалась социал-демократическая налоговая практика в отношении простаивающей недвижимости. В ≪нулевые годы≫ россияне, купившие ≪про запас≫ квартиры в Финляндии, возмущались высоким налогом, который они должны платить, не проживая в собственности. Подобный налог имелся в Великобритании и других странах и был репрессивным только в отношении владельцев недвижимости, которая не сдавалась в аренду, что означало уплату подоходного налога. С точки зрения общественного блага, налог был крайне полезным. Он принуждал владельцев недвижимости искать ей применение по назначению: сдавать в аренду или продавать, чтобы не нести потери. Это препятствовало повышению цен на жильё и хозяйственные объекты. Подобным образом могли облагаться и простаивающие земли.
По мнению Руссо: услуги гражданам государство обязано оказывать бесплатно. Никаких пошлин за регистрацию брака, оформление рождения ребёнка, выдачу, визирование или заверение документов оно брать не должно. Даже частные нотариусы были по ряду ситуаций оттеснены полицией, которая заверяла копии многих документов. Экономическим обоснованием такого рода разгрузки расходов граждан была необходимость мотивировать их как покупателей. Этой же цели служили трудовые и социальные гарантии, которые побуждали людей не так опасаться завтрашнего дня и меньше сберегать. Но развитие процесса было остановлено в Европе с приходом кризисной эпохи 1970-х годов. Вынос производства зарубеж вызвал демонтаж справедливых налогов.
Англосаксонский налоговый реванш
Мало кто на Старом континенте задумывался, что неудача США во Вьетнаме и отвязка доллара от золота в 1971 году могут привести к нашествию англосаксонских подходов к налогам. Но это произошло. В 1973―1982 годах глобальный капитализм пережил серьёзный кризис, результатом которого стал крах кейнсианской экономической политики, а с нею и экономических основ ≪социального государства≫. Вместе с приходом к власти Маргарет Тэтчер в Великобритании и Рональда Рейгана в США началась эра неолиберального наступления. Политики и интеллектуалы правого толка перешли от призывов к возврату в ≪золотой век≫ свободной конкуренции ― к реальному отыгрыванию правил назад, в сторону дикой реальности XIX столетия.
Касалось это и налогов. В самих США налоговая нагрузка на домашние хозяйства в 1970-е заметно увеличилась. Её снижение позднее было небольшим. Зато значительными оказались перемены в Западной Европе. Здесь, с трудом одолевая сопротивление общества, в 1980―2000-е годы происходили неолиберальные реформы. С ними росло налоговое давление на граждан. Даже в ≪социалистических≫ Скандинавских странах, Германии и Франции налоги с доходов граждан стали основой поддержания социального государства, если его было невыгодно или невозможно демонтировать. Когда в 2008 году начался экономический кризис, еврократия при поддержке МВФ принялась раздавать рекомендации правительствам по усилению налогового нажима на население.
Рекордсменом ЕС на этом пути оказалась Греция. В стране в 2011―2014 годах был понижен налогооблагаемый уровень минимума доходов, введён налог на жильё, сделавший для многих аренду выгоднее обладания своим домом или квартирой. Появился налог солидарности, вызвавший негодование граждан. Он воплощал средневековый подушный принцип. Слово ≪солидарность≫ было прикреплено к нему по случаю кризиса. Но наиболее возмутительным оказался налог с безработных, под которыми власти старались угадать трудящихся нелегально, а в стране много лет до этого работала система страхования и пенсионных отчислений для самозанятых. Но с тех, кто не имел постоянной работы и мотивов регистрироваться, решено было брать по 300 евро в год, а при наличии у них собственного жилья ― дополнительно 250―350 евро. Такие меры вызывали немалый протест, который не привёл к успеху.
Греция была европейской лабораторией по возврату к англосаксонским, а на деле неолиберальным налоговым практикам. Причина начавшегося ещё до 2008 года наступления налогов на европейские домашние хозяйства состояла не в бюджетных потребностях в чистом виде. Правительственные долги в зоне евро увеличились, и формально это было основанием для обращения к гражданам, в том числе в ≪благополучных Германии и Франции≫: вы неплохо жили долгие годы, но сопровождалось это ростом государственного долга. Потому настало время повышать налоги и урезать социальные расходы. Что являлось лишь прикрытием реальной причины. Она состояла в потере финансовой элитой интереса в стимулировании местного спроса, который давно уже в огромной мере поощрял внешнее производство. Произошло это в силу выноса многих предприятий в ≪развивающиеся экономики≫ периферии.
В итоге, если события 1929―1949 годов, включая и экономический кризис 1948―1949 годов, установили экономическую диктатуру рабочего класса, то успех глобализации торговли и капиталовложений сделал её неудобной для элиты Запада. Сначала это произошло в США и Великобритании, после — в странах еврозоны и ЕС. Потому там охотно приняли англосаксонскую налоговую философию и неолиберальную практику. Таким образом социальное государство было превращено в продукт высоких налогов с массы наёмных работников, мелких собственников и самозанятых. Оно перестало подаваться как неотъемлемое достижение общества. Со временем в европейских странах увеличение числа и размера налогов происходило одновременно с сокращением социальной сферы. Сами налоги оказывались при этом любыми, а критика их игнорировалась.
Новый поворот к европейской традиции
Глобальный кризис привёл к возрождению идей протекционизма и стимулов для внутреннего покупателя. Среди государств выделились новые центры капитализма, ещё недавно следовавшие за старыми лидерами. В 2013 году они могли быть маркированы как страны полупериферии или периферии, но в 2019 году уже отбивали атаки США и ЕС, стремившихся решить за их счёт свои экономические проблемы. В результате Китай, Иран, Россия, Турция, Пакистан, Индия, Египет (больше в Африке) и некоторые страны поменьше оказались в новом положении. Они должны научиться так строить налоговую политику, чтобы государство имело достаточно средств на свои мероприятия (особенно социальные), а массовый покупатель не был обременён.
В Китае существует не облагаемый налогами минимум, и принимаются иные меры по развитию национального потребления. В России и некоторых иных странах доминирует неолиберальная — основанная на англосаксонских нормах — налоговая практика. Она кажется совместимой с курсом на сбыт основной массы продукции на внешних рынках в странах старого центра, утративших во многом как производство, так и возможность влиять на экономики бывшей периферии и полупериферии. Однако потребность в обмене квотами между новыми центрами развития будет диктовать меры по снижению бедности и повышению покупательской способности населения. Будет этого требовать и расширение производства, да и сам механизм развития не может работать без стимулов для домашних хозяйств. А кредит ― не самый лучший стимул. Нужны ― налоговые послабления, разгружающие потребителя.
На повестке дня ― отказ от регрессивных налогов, когда бедные платят больше всех. Далее — внедрение прогрессивных налогов на личные доходы, которые необязательно будут репрессивными. Нужно умеренное налогообложение производственной деятельности. НДС, там, где он был внедрён, разумно заменить налогом с продаж. Логичным является и возврат к более свободной таможенной политике. В конечном итоге в континентальной Евразии будут брать верх европейские, а не англосаксонские налоговые принципы, так как именно они связаны с экономическим развитием и удовлетворительной налоговой политикой. Ныне же она нуждается в переменах.
