ОРГАНА ТРУБ ЧАРУЮЩИЕ ЗВУКИ

Дата: 
08 февраля 2022
Журнал №: 
Рубрика: 

Наш гость — Марина Омельченко, титулярная органистка московского Римско-католического Кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. Её рассказ — об истории уникального инструмента, творчестве и возрождении духовности.

Текст: Дмитрий Сурмило
Фото Ильи Старикова и из личного архива Марины Омельченко

— Марина, наш разговор пойдёт об органном искусстве. И, конечно, первый вопрос — как появился в вашей жизни орган?
— Оглядываясь на пройденный путь, уже не скажу, что случайно. Бывают ситуации, когда мы оказываемся в нужном месте в нужный час, но всё равно есть тот, кто ведёт нас. Человек предполагает, а Господь располагает.

Родилась в Средней Азии в музыкальной семье, выросла на театральных подмостках. Родители — артисты театра оперы и балета. Папа — концерт-мейстер группы флейт, первая флейта в течение тридцати лет в оперном театре Душанбе. Мама пела в оперной труппе. Оба стояли у истоков создания оперного театра в Таджикистане.

В конце 1980-х папу пригласили во Владивосток преподавать класс флейты в Дальневосточный институт искусств, в который позже поступила и я. Имея фортепианное образование, училась на отделении музыковедения по специализации «Востоковедение». Изучала древнее искусство Японии, Китая, Индии — космический мир, другое музыкальное мышление. По окончании вуза преподавала в институте, в планах была научная диссертация, посвящённая искусству Японии. Потом неожиданно случился резкий «поворот» с Востока на Запад — я пришла в католическую церковь и… стала церковной органисткой.

Здесь нужно отметить, что в начале XX века во Владивостоке был построен неоготический католический храм. До революции приход насчитывал более пятнадцати тысяч человек: поляки, украинцы, латыши, литовцы, русские. В девяностых в России наступил период возрождения Церкви. Верующим возвращали исторические церковные здания. Во Владивосток приехали американские священники, которые искали католиков. Так моя однокурсница, бабушка которой была католичкой, попала в католический приход Пресвятой Богородицы. Работала там органисткой. Когда вышла замуж и собралась уезжать в другую страну, выяснилось, что играть вместо неё некому, и она попросила меня аккомпанировать на богослужениях приходскому хору.

Хорошо помню свою первую службу. Была Пятидесятница, в июне, как раз после госэкзаменов. Пришла на репетицию к отцу Даниилу Мауреру. Он по-русски не очень, у меня плохой английский, но мы с ним порепетировали, и на следующий день я играла первую в своей жизни мессу. Отец Даниил старался мне помочь, подавал знаки с алтаря, где вступать по заранее выданному списку песнопений. Вспоминаю с улыбкой, а тогда даже не могла представить, что встреча с инструментом круто изменит мою дальнейшую музыкантскую жизнь.

— Кто ваши учителя? Кто повлиял на вас в изучении органа, работе с ним?
— Моя студенческая жизнь была богата на встречи с яркими людьми, профессионалами своего дела. В 2001 году приход отправил меня на стажировку в Америку в Католический университет св. Томаса (Сент-Пол, Миннеаполис). По возвращении поняла — надо идти дальше. В двухтысячных семья переехала в Москву. Я поступила на службу в качестве титулярного органиста в Кафедральный собор на Малой Грузинской и хотела продолжить профессиональное органное образование. Как-то напросилась присутствовать на уроке Алексея Паршина, профессора кафедры органа и клавесина Московской государственной консерватории, заслуженного артиста России. Присутствовать мог любой человек. Посетила два урока, а на третий услышала: «Что сидишь? Садись, играй, я тебя послушаю». Хорошо помню, как волновалась. Ведь пришла только послушать легендарного профессора и сама, наверное, не рискнула бы сесть за инструмент на его лекции. По сей день благодарю учителя за его решительные действия и, как говорят, «волшебный пинок». Алексей Александрович со свойственной ему объективностью и честностью сказал: «Ничего не умеешь, но беру тебя к себе,— у тебя есть потенциал. Пиши заявление в мой класс, буду с тобой заниматься».

В профессиональном плане он дал мне практически всё, чем должен владеть концертный органист. Но так как моя работа связана со службами в соборе, мне нужны были фундаментальные знания в области церковной музыки, дисциплины, которая не преподавалась в консерватории. Это сейчас у кафедрального собора своя школа органистов, работает летняя академия духовной музыки для церковных музыкантов. Приезжают профессора и известные исполнители со всего мира. Теперь сама делюсь знаниями. А в начале
двухтысячных приходилось по крупицам собирать эти знания в зарубежных источниках.

— То есть существует отлаженная система обучения?
— Сегодня — да. В тот же период состоялась судьбоносная встреча — в Кафедральный собор с концертами приехал органист из Австрии, профессор университета города Грац Иоганн Труммер. Он тоже сыграл огромную роль в моей жизни, пригласив учиться в университет. Факультет органа и церковной музыки был его детищем, он возглавлял его долгие годы. В Австрии я получила дипломы концертного и церковного органиста. Знания, которыми должен владеть церковный кафедральный органист — литургика, гимнология, семиология, григорианика, хоровое дирижирование, импровизация.

— Правильно ли сказать, что в консерватории вы приобрели музыкальные навыки как светский музыкант, а в Австрии восприняли духовную составляющую?
— База, которую дал Алексей Александрович, была мощным фундаментом. Учёба в Австрии также была безумно интересной. Огромная удача изучать орган на его родине — когда имеешь возможность прочитать что-то на языке оригинала и тут же увидеть это на практике, услышать и сыграть.

— Насколько знаю историю, в Древней Греции и в Древнем Риме были водяные органы — гидравлосы. Вы изучали эволюцию развития этого инструмента?
— Конечно, была отдельная дисциплина по истории органа. Инструмент прошёл огромнейший путь развития. Орган — один из древнейших инструментов, ему более двух тысяч лет. Его прародители появились ещё в Древнем Риме, но к религии отношения не имели: они сопровождали театральные постановки, бои гладиаторов. Орган эволюционировал вместе с инженерной и музыкальной мыслью, шёл в ногу со временем.

Сначала его использовали для развлечения знати, затем вельможи — для домашнего музицирования. Это были светские инструменты небольшого размера. Вопрос о точном периоде времени, когда инструмент попадает в христианскую Церковь, неясен. Некоторые источники говорят о VII веке, но документально подтверждённой информации нет. Лишь в X—XI веке появляются разрозненные упоминания о наличии и распространении органов в церквях. Ранние святые отцы Церкви долго противились впускать орган в богослужение. Считалось, что орган настолько завладевает эмоциями, чувствами прихожан, что взывает к страстям, которые уводят их от Того, ради Которого они пришли в церковь.

Немногие знают, что первый папский документ, регламентирующий использование инструментов и, органа в частности, относится к XVIII веку и принадлежит папе Бенедикту IV. В эпоху средневековья — расцвета органостроения в странах Западной Европы, орган приобретает современный вид и становится официальным инструментом Католической церкви, полноправным участником литургии.

Органы разных школ имели свои нюансы звукоизвлечения. Например, для французских органов свойственно обилие язычковых регистров, что давало характерный грассирующий звук. В Италии, напротив,— для инструмента характерен более мягкий звук, в нём не было развитой педальной клавиатуры. В Германии, если говорить о золотом веке органа, эпохе барокко и Баха,— инструмент богатого и величественного звучания. Благодаря мастерам, орган становится не только средоточием технических достижений, но и предметом художественного искусства.

В Россию органы пришли из Византии в конце XI века в эпоху тесных религиозных и культурных контактов между русскими князьями и византийскими правителями. Самое раннее свидетельство об органе на Руси находится в киевском Софийском соборе, где сохранилась фреска «Скоморохи». На ней изображены играющий на позитиве (маленький стационарный орган) музыкант и два качальщика мехов для поддува воздуха.

В XV—XVII веках между Московским великим княжеством и Европой складывались тесные отношения. Итальянец Аристотель Фиораванти возвёл в Московском Кремле Успенский собор, а брат Софьи Палеолог, племянницы последнего византийского императора Константина XI и жены царя Ивана III, привёз в Москву из Италии органиста Иоанна Сальватора. В 1578 году голландский органист и органостроитель Готлиб Эйльгоф с разрешения властей поселился в Москве. Сохранилось письменное сообщение о покупке для царицы Ирины Фёдоровны, сестры Бориса Годунова, нескольких клавикордов и органа, построенного в Англии.

Странствовавшие по Руси скоморохи играли на портативах (маленький переносный орган). Православная церковь запрещала использование музыкальных инструментов во время богослужения.

В постановлении Стоглавого собора 1551 года говорилось: «В мирских свадьбах играют глумотворцы и органники, и смехотворцы, и гусельники, и бесовские песни поют, и как к церкви венчатся поедут, священник со крестом едет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, а священницы им о том не возбраняют, и священником о том достоит запрещати!» Жаловали этот инструмент представители династии Романовых, приглашавшие и европейских мастеров и исполнителей, содействовавших обучению наших соотечественников. Те инструменты, которые вы видели в Кафедральном соборе,— квинтэссенция технологий.

В нашем большом духовом соборном органе Kuhn четыре мануала, 74 регистра, по сути, четыре разных органа, объединённые в единое целое. Цифровой инструмент американской фирмы Rodgers имеет три мануала и 127 регистров, что позволяет исполнять органный репертуар всех эпох. Этот орган, который также расположен на хорах, нередко выручает нас во время концертов, особенно в те периоды, когда духовой орган «отправляется» на небольшой перерыв для настройки и диагностики.

— Как вы справляетесь с несколькими клавиатурами, регистрами, педалями, насколько велика нагрузка?
— Сейчас не столь велика,— есть электричество, электромотор, не нужна бригада людей, качающих меха. Да и сама кафедра органа отличается от органов тех эпох, прежде всего, эргономичностью.

Клавиша средневекового органа достигала семи сантиметров в ширину, а расстояние между клавишами — полутора сантиметров. Органисту приходилось играть кулаками.

— Женщины давно появились в этой профессии?
— Дамы стали выступать в церкви в начале XX века. Думаю, что одна из причин, помимо социальных установок, в том, что физически игра была сложна для женщин. Теперь многое изменилось. Инструмент тяжёл не физически, а в плане координации. Музыканту, впервые севшему за орган, не сразу удаётся свести воедино работу рук и ног. Требуются многочасовые занятия. Помимо того, органист должен обладать «хорошими ушами» и знаниями об особенностях звучания органов разных исторических эпох, чтобы суметь «регистровать» произведение, то есть из обилия регистров/ голосов органа выбрать нужный.

— Не теряем ли мы за счёт высоких технологий душевность, которую издаёт раструб?
— Не сказала бы. Всё зависит от мастерства органостроительной компании, от набора регистров. Органы с семнадцатью регистрами и с сотней с лишним звучат по-разному. Технологии технологиями, но основной принцип извлечения органного звука за счёт циркуляции воздуха в трубе остаётся. Красота и богатство звуковой палитры каждого органа индивидуальны. Многое определяется мастерством, вкусом и эстетикой интонировщика. С внедрением технологий частично теряем аутентичность звучания старинных органов, так как они имели другую темперацию. Хотя и эта проблема решаема — в современных цифровых органах можно выбрать любую старинную темперацию и исполнить сочинение, максимально приблизив его к первозданному варианту. В цифровых органах системы Hauptwerk можно загрузить мелодию старинного органа любой эпохи.

Возрождается много инструментальных ансамблей старинной музыки, которые играют на скрипках и духовых инструментах позднего барокко. Когда такой оркестр исполняет «Рождественскую ораторию» Баха или «Страсти по Матфею», получаем абсолютно уникальное погружение в ту эпоху. То же самое, когда играешь музыку старинных органных мастеров где-нибудь в Италии на маленьком одномануальном органе. Там даже педалей нет.

В итальянском старинном органе вместо педальной клавиатуры — «кнопочки», которые соответствовали звукам диатоники. Другой строй, другая система темперации.

— Мне кажется, что ещё важна акустика.
— Безусловно. Вернёмся к Кафедральному собору. Орган, который был подарен приходу евангельской церковью Базеля,— замечательный швейцарский инструмент фирмы «Kuhn». Самое интересное, что музыканты из Швейцарии, из Германии, игравшие на нём, когда орган ещё был установлен в Базеле, приехав к нам с гастролями, в один голос говорили: «Слушайте, он совсем по-другому звучит у вас!»

— Лучше или хуже?
— Они считали, что в нашу московскую акустику инструмент вписался лучше, нежели он был у евангелистов.

— Возможно, орган реагирует на климатические условия?
— Тут несколько факторов. В том числе и архитектурный. Каждый орган индивидуален, он строится под акустические возможности помещения. Перед тем, как построить такое технически сложное сооружение, группа специалистов проводит комплекс проектных работ. И температурные, и климатические, и архитектурные условия должны быть учтены. В московском Кафедральном соборе реверберация длится около семи секунд, что создаёт свои сложности для музыкантов, но в то же время придаёт произведению неповторимую мистическую окраску. Только представьте, после того как органист извлёк звук, он живёт в церковном пространстве ещё семь секунд! Достаточно часто в соборе проводятся концерты с участием симфонических, камерных оркестров в сопровождении малого алтарного органа. Вот тут-то органисту приходится туго, так как оркестр сидит под куполом и музыканты плохо слышат друг друга. Оркестру помогает дирижёр, а органисту приходится ставить рядом небольшую колонку, которая даёт звучание в режиме реального времени. Поэтому соборную акустику сложно писать на аудионосители. Правильно записать орган — высочайшее мастерство звукорежиссёра.

— Вы много гастролируете. Есть ли отличия зарубежной органной культуры и техники от нашей? Существует ли русская органная школа?
— Европейская школа славится, прежде всего, многовековыми традициями органного исполнительского и композиторского искусства. Важной составляющей обучения в их вузах является возможность изучения репертуара разной стилистики, определённой национальными традициями на тех инструментах, для которых этот репертуар создавался Российская органная школа молодая. Органный факультет Московской консерватории открыт в 1885 году. Поэтому различия есть. Но возникли и традиции. Всё идёт через русскую душу, через своеобразное восприятие. Многое связано с ментальностью людей. Зачастую наши западные коллеги удивляются тому, что мы как-то не так играем Баха. Но русский человек воспитан на восприятии особой русской мелодики. Прокофьев, Шостакович — современные композиторы, а какой мелодизм. Как артистический директор фонда сама составляю концертные программы и знаю, что в музыке должно быть дозировано для российского слушателя. Мы другие…

У наших органистов лишь в конце девяностых — начале двухтысячных появилась возможность выезжать за рубеж и получать там знания. А до этого, как говорится, варились в собственном соку — добывали ноты и книги разными путями.

Современным студентам гораздо проще, ведь практически всё можно найти и заказать в интернете. Были бы желание и средства. После всех путешествий и опыта обучения в Европе и США могу сказать, что наиболее комфортные органы в США. Их школа самая молодая. Американцы взяли лучшее из того, что было создано, и усовершенствовали с использованием современных технологий. Это прекрасные концертные и церковные инструменты, на которых комфортно играть. Зачастую тебе даже ассистент не нужен.

И, пожалуй, только в Америке я видела органные скамейки со спинками. У американцев всё должно быть максимально удобно для человека, неважно на работе он или дома. Прекрасно, что есть разные стили игры. Главное, чтобы человек хорошо играл, чтобы его было приятно слушать.

— Как ваше исполнение принимают за рубежом?
— До наступления «пандемийных» времён я довольно часто гастролировала в Америке, странах Европы. Публика сердечно отзывалась на музыку русских композиторов, потому что зачастую она впервые слышала эти органные сочинения. И исполнять их за рубежом приятно, так как здесь есть некая доля просветительства. Самая тёплая и отзывчивая публика — испанцы и итальянцы, которые со свойственным им темпераментом очень активно реагируют на понравившуюся музыку. Российских органистов любят. Наверное, мы для них своеобразная экзотика.

— И это несмотря на молодость органа как массовой культуры в России.
— Последнее десятилетие — период подъёма органной жизни в Москве. Устанавливаются органы в концертных залах, музыкальных школах, колледжах, храмах. Огромные возможности дают цифровые инструменты. Открываются частные органные школы. Люди проявляют интерес к урокам, желая поучиться просто для себя, для души.

— Можно ли произведения для органа считать более наполненными общечеловеческой идеей, духовностью? Ведь серьёзная музыка — ещё и повод задуматься, заглянуть в себя.
— Думаю, что музыка вообще есть выражение устремлений человека к духовным, эстетическим ценностям. Просто в отношении органа, если он установлен в церкви, где, как говорится, стены помогают, огромна роль ауры помещения. Сыграйте то же самое сочинение не в соборе, а в концертном зале, где всё деревом обито,— получите другую эмоцию. У нас в соборе есть цикл концертов, который называется «Вечер при свечах», когда из освещения остаются только свечи. Концерты пользуются любовью у российских слушателей, потому что синтез органного звучания, архитектуры и атмосферы храма оставляет глубокий след в восприятии слушателя. Прекрасно, если музыка побуждает человека к свету и красоте, помогает хотя бы на времязабыть о повседневной суете, обыденности будней.

— У вас много проектов: орган и дудук, орган и скрипка, орган и вокал, орган и арфа, орган и флейта, орган и оркестр. Ищите новые формы?
— Мне интересно выступать в ансамбле. Сольный орган, который самодостаточен по своей сути, может прекрасно сочетаться не только с голосом, но и с разными инструментами. Сочетание органа и дудука даёт невероятный по глубине синтез, потому что это два древнейших церковных инструмента, сопровождавших литургию. Сочетание органа и арфы создаёт атмосферу волшебства и сказочных образов. Орган и человеческий голос являют собой некий глас Божий. Орган и оркестр — это своеобразное состязание двух оркестров, ведь сам орган и есть оркестр в руках одного человека.

В далёком 1998 году дальневосточный поэт Сергей Чернышёв подарил мне своё стихотворение, которое, на мой взгляд, очень точно выражает те чувства и вибрации, которые рождаются в душе человека от игры церковного органа.

Хоральная прелюдия звучала,
Играл орган, над ним не властен суд.
Струился свет из сумрачного зала.
Здесь Бог и Бах нашли себе приют.
Плывёт в напеве первозданно чистом
Пленительных созвучий перезвон,
И трепетно внимают органисту
Поющие с органом в унисон.
В гармонии чарующих вибраций
Орган-волшебник словно растворён.
Рукоплесканий нет и нет оваций,
Не на успех — на Вечность обречён.
В нём гул веков, грядущего призывы,
Ирония над суетой сует.
Ликуй, орган, с тобой надежды живы,
Даруй свой гимн, предчувствие побед!

Орган — магический инструмент. Если в него погружаешься, уже не вынырнешь. Я это точно знаю.