ОТ СТЕН КРЕМЛЯ ДО БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Солдат-освободитель
Для штурма главного города и крепости Восточной Пруссии была сосредоточена группировка войск численностью более 106 тысяч человек, имеющая на счету 5 200 орудий и миномётов, 538 танков и самоходных артиллерийских установок, 2 174 самолётов. Штурм Кёнигсберга, объявленного Гитлером «неприступным бастионом немецкого духа», начался 6 апреля 1945 года. Этому предшествовала мощная артподготовка, в полдень под прикрытием огневого вала в наступление пошли пехота, танки и самоходные орудия. Для штурма укреплений были созданы 26 штурмовых отрядов и 104 штурмовые группы. В боях участвовали химические войска — 7 отдельных огнемётных батальонов, рота фугасных огнемётов и 5 отдельных рот ранцевых огнемётов. На начальном этапе авиация из-за нелётной погоды не применялась. В первый день штурма была прорвана первая линия вражеской обороны, и штурмующие вплотную подошли к городу. В последующие дни наступление продолжалось с нарастающим успехом.

«Я участвовал в штурме Кёнигсберга в составе штурмовой группы курсов младших лейтенантов, — вспоминает Василий Кузьмич. — Наша группа действовала самостоятельно и включала около 100 человек, вооружённых автоматами, лёгкими бронежилетами, индивидуальными плавательными средствами. Она была усилена танками и самоходно-артиллерийскими орудиями, сапёрными частями (т. к. предстояло форсировать р. Прегель), зенитными орудиями. К исходу 8 апреля вместе с бойцами 1-й гвардейской мотострелковой дивизии мы овладели железнодорожным узлом и южным вокзалом, а соседние части овладели портом, а также другими военно-промышленными объектами».

Красная Армия отрезала гарнизон Кёнигсберга от войск, действовавших на Земландском полуострове. Гитлер отдал кёнигсбергскому гарнизону строжайший приказ: «Удерживать крепость до последнего солдата. Трусов и паникёров расстреливать на месте. Пресекать любой отход с позиций». Через парламентёров немцам было предложено сложить оружие. 9 апреля комендант города и крепости генерал фон Ляш отдал приказ войскам о прекращении сопротивления, заочно подписав себе смертный приговор.

9 апреля 1945 года войска 3-го Белорусского фронта в составе 43-й, 50-й и 11-й гвардейских армий под командованием Маршала Советского Союза А. М. Василевского штурмом овладели городом и крепостью Кёнигсберг. 10 апреля последние очаги сопротивления кёнигсбергского гарнизона были ликвидированы, на «Башне Дона» водружено знамя Победы. В ходе наступательной операции основные силы восточно-прусской группировки немецких войск были разгромлены. Оставшаяся земландская группировка прекратила существование 25 апреля 1945 года.

Вспомнил Коровкин октябрь 1944 года. Тогда, стоя у пограничного знака № 173 на границе СССР с Восточной Пруссией, думал он, что увидит в скором времени мир, скрытый дотоле от глаз простых людей страны Советов. Что же предстало перед ним? «От государственной границы на запад шло широкое асфальтированное шоссе, вдали, примерно в одном километре от границы, стояли врассыпную обнесённые заборами двухэтажные кирпичные дома, за которыми виднелись какие-то постройки. Около домов, а также вдоль асфальтированных дорог были посажены фруктовые деревья. Прекрасный вид, райский уголок! Местное население было эвакуировано вглубь страны, но везде царил порядок. Когда мы зашли на территорию одного из домов (фольварка), то увидели стадо из 10—15 коров симментальской породы, такое же количество крупных свиней и большое количество кур, индеек и гусей. Вся эта живность бродила во дворе дома».

Василия Коровкина поразила конструктивная особенность здания. С его слов, этот двухэтажный, кирпичный дом состоял из трёх подъездов, каждый из которых имел принадлежность одному из членов семьи: один из крайних подъездов был мужской, другой — женский, средний — детский. Внутри дом был обставлен хорошей мебелью, полы застелены коврами, на стенах висели картины, на потолках — люстры, шкафы забиты одеждой и обувью, полно книг, журналов, на кухне много разной посуды, хрусталя. Удивило капитана Коровкина то, что среди книг немало было литературы на русском языке. Среди них Василий нашёл строевой

устав Красной Армии. «В подвале дома полки ломились от изобилия различных солений и консервов. В отдельной комнате подвала висели свиные окорока, тушки гусей и индюшек. Мы были поражены таким устройством дома, большим количеством самой разнообразной одежды, о которой мы в своей стране не могли и мечтать, поражало обилие продуктов и скота. Весь сельхозинвентарь, помещения для скота и птицы были в образцовом порядке. Жителей, по понятным причинам, дома не было».

В аналогичном состоянии находились и другие дома, где-то лучше, где-то хуже, но жили здесь совсем небедно. По всей Пруссии располагались отдельные усадьбы, каждая из которых с прилегающей землёй обозначалась специальными знаками.

И всё же увиденное не вызывало восторга. Нас уверяли, что в Германии голод, продукты выдают по карточкам, в результате бомбардировок союзников разрушена промышленность, поставляющая технику и вооружение, на исходе горючее и т. д. Могло создаться впечатление, что немецкой армии нечем воевать, нечем кормить солдат... В действительности, немецкие войска хорошо воевали, оказывая упорное сопротивление. И, несмотря на это, фашистская Германия капитулировала перед более сильным и достойным противником, Советским Союзом. И это был неоспоримый факт.

Советское военное командование ввело в 167 из 217 административных округов ГДР режим чрезвычайного положения. Вместе с силами безопасности «Штази» в считанные часы советские войска навели порядок на всей территории Восточной Германии. При этом десятки демонстрантов были убиты, сотни ранены, более десятка бастующих арестовано, среди них, как потом выяснилось, были и зачинщики, руководители протестных волнений. Тогда казалось, что власти удалось преодолеть кризис и удержать ситуацию под контролем. На деле — события 1953 года были ничем иным, как репетицией перед более серьёзными вызовами и испытаниями.

«В Восточную Германию я прибыл в 1954 году, когда народные волнения 53-го года уже утихли, — вспоминает Василий Кузьмич. — Три следующие года в составе ГСВГ я занимал должность заместителя командира 139-го стрелкового полка 25-й танковой дивизии, который дислоцировался в городе Пренцлау. В 1958 году мне было присвоено очередное воинское звание полковник. Начальником Политуправления 10-й гвардейской Уральско-Львовской танковой дивизии меня назначили в 1959 году. Я находился в штабе дивизии, который располагался в Крампнитце. В январе-феврале 1961 года в штаб каждый день шли шифротелеграммы: усилить, повысить и т. д. — таковы были установки из Москвы. Мы же знали, что должны были усилить бдительность и повысить боеготовность, которые и без того были у нас на высоком уровне. К чему тогда были все эти зашифрованные послания из Центра? Словом, что-то замышлялось, а что —мы не знали».

В феврале 1961 года в 10-ю гвардейскую танковую дивизию приехал представитель от Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР Маршал Советского Союза И. С. Конев. На заседание партийного актива пригласили командиров и политработников крупных воинских подразделений Группы. В течение двух часов Конев без шпаргалки представил собравшимся отчёт о международном положении, в частности, о возможных недружественных проявлениях, если не сказать больше — провокационных действиях Запада против ГДР. В очередной раз маршал призвал повысит в подразделениях боевую готовность, бдительность и быть готовыми к любому развитию событий.

Закрытое совещание проходило в огромном кабинете командира 10-й гвардейской танковой дивизии. На столе — карты с отмеченными направлениями выдвижения частей Группы. Конев поставил конкретные задачи, было указано время, за которое необходимо выйти на указанные позиции, занять оборону на конкретном для каждого подразделения участке Берлина и пресекать любое передвижение как с территории Восточной Германии в ФРГ, так и обратно. Конев напомнил, что согласно договорам между СССР и ГДР (1955, 1957 гг.) охрана госграницы ГДР передана её пограничным войскам, и любая попытка несанкционированного проникновения на сопредельную территорию пресекалась и впредь жёстко будет пресекаться военнослужащими погранвойск. В самом же Берлине за Группой сохранили право контроля проезда в Западный Берлин военнослужащих стран — членов НАТО и другие контрольные функции, оговорённые на Потсдамской конференции 1945 года. Кульминацией совещания стала информация о том, что в связи с крайне напряжённой обстановкой вводится ограничение на уход военнослужащих срочной службы в запас до особого распоряжения.

С момента окончания войны восточные немцы беспрепятственно перемещались в западный сектор Германии, в американскую зону, причём, большинство оставалось там навсегда (с 1945 по 1961 гг. на Запад перебралось более 3 млн человек). Лишь единицы возвращались назад, в свой дом. Первопричина — социально-экономические проблемы, с которыми не могли справиться ни правительство ГДР, ни её старший товарищ по Варшавскому блоку, СССР.

Иначе всё обстояло у наших союзников по антигитлеровской коалиции. Изначально в США не думали восстанавливать доставшуюся им после войны часть Германии, но «план Маршалла» влил в экономику страны миллиарды долларов. Разрушенный войной СССР не мог себе позволить подобные меры поддержки ГДР. Люди десятками тысяч перебегали в американскую зону ответственности — в первую очередь, привлекала большая заработная плата. В этом вопросе особо уязвимы были молодёжь и квалифицированные специалисты. К 1961 году отток немецкого населения в ФРГ приобрёл для правительства ГДР устрашающие масштабы. Необходимо было поставить надёжный заслон на пути массового исхода восточных немцев на Запад. Тогда и возникла всем известная Берлинская стена с её легендами и мифами, простоявшая 30 лет. Главным мифом было, что этот символ холодной войны возведён по распоряжению Кремля. Однако инициатором строительства стала ГДР.

Строительство стены завершилось практически в течение десяти дней. Для жителей Западного Берлина, граждан ФРГ и иностранных граждан Министерство внутренних дел ГДР установило один железнодорожный и семь уличных пунктов для перехода через границу. Жителям Восточного Берлина и гражданам ГДР пересечение границы запрещалось.

«Мы продолжали стоять на своих позициях. Приказа отводить подразделения на места прежней дислокации не было. Обстановка на линии разграничения была неспокойной. Любая самая незначительная провокация с обеих сторон могла привести к непредсказуемым последствиям. Мы не скучали, каждый день к нам с проверкой приезжали 2—3 высокопоставленных офицера, но чаще всего нашу линию обороны посещал командующий 20-й гвардейской Краснознамённой армией генерал-лейтенант танковых войск Виктор Филиппович Котов вместе со своими заместителями, начальником штаба и членом военного совета армии. Мы отлично понимали, что это были за визиты. Каждый раз покидая наши позиции, командующий напутствовал нас по-отцовски: не расслабляться, держать уши востро».

В Группе было известно, что численность войск в зоне ответственности американских вооружённых сил была увеличена. Вынашивались планы реального прорыва на нашу территорию с целью демонтажа стены и других заградительных укреплений. Не последнюю роль в этом вопросе, со слов Василия Кузьмича, американцы отводили военной полиции ФРГ (фельдъегерям — А. Б.). Куда лучше было возложить ответственность за локальный конфликт на плечи вчерашних врагов СССР и вновь столкнуть их лбами. Доподлинно известно, что военнослужащие военной полиции Бундесвера — бывшие солдаты вермахта, профессионалы высокого уровня, беспощадные к врагам канувшего в небытие Третьего рейха. Недаром за ними закрепилось пугающее название — «цепные псы». Последняя команда фельдъегерей № 3 (командующий генерал авиации Ганс Шпейдель) была разоружена американцами 23 июня 1945 года, но в дальнейшем им вновь было возвращено название «фельдъегеря» с прежними полномочиями. Американцы так и не воспользовались «услугами» «цепных псов».

И всё же попытку уничтожить пограничные заграждения, разделявшие Берлин, американские военнослужащие предприняли. 27 октября 1961 года эта попытка едва не переросла в серьёзный конфликт, известный в западной историографии как «инцидент у пропускного пункта Чарли». Только благодаря закрытым переговорам обеим сторонам удалось избежать прямого столкновения. В тот момент вопрос войны и мира зависел лишь от крепости нервов танковых экипажей и их командиров. Можно без преувеличения сказать: идеологическая закалка советских военнослужащих в очередной раз оказалась на высшем уровне.