СЕГОДНЯ ТЫ ИГРАЕШЬ ДЖАЗ, А ЗАВТРА ...?
Русский джаз! Возможно ли это? Зародившись в конце ХIX–ХХ веке на юго-востоке США и появившись в 20-е годы в Советской России, он претерпел непростую судьбу в нашей стране, а его отголоски слышны практически во всей современной музыке.
На эту тему мы решили побеседовать с человеком, чья судьба неотъемлемо связана с джазом: музыкантом-виртуозом, известным во всём мире, создателем коллектива Moscow Jazz Band, заслуженным артистом России тромбонистом Владимиром Георгиевичем Лебедевым.
Текст: Илья Артемьев-Сысоев
– Владимир Георгиевич, для начала – что такое джаз?
– Понятие слова «джаз» на протяжении всего времени претерпело немалые изменения. Всё сводится так или иначе к тому, что джаз – это форма музыкального искусства, где прежде всего есть импровизация, специфический ритм, основанный на синкопировании и наличии свинга. Если в музыкальном материале заложены эти три вещи – значит это уже джаз. Более того, в каждом джазовом стиле – джаз-роке, например – наличие свинга своё. Главное: в музыке обязательно должен присутствовать свинг. Появился джаз в конце XIX – начале XX столетия в США.
– Встречаются люди, которые не понимают разницы между понятиями «джаз» и «блюз».
– Блюз – это музыкальный жанр, зародившийся в конце XIX столетия, в основе которого афроамериканский фольклор, он имеет множество разновидностей. Важно отметить, что блюз повлиял на развитие всей музыки, в том числе и джаза.
– Если говорить о становлении джаза, за счёт чего он образовался?
– За счёт того, что в Америку завезли рабов из Африки, получилось слияние культур – европейской и африканской. Как рассказывают историки, рабы трудились на плантациях, у них не было тогда ни телевидения, ни радио, всё свободное время они проводили, исполняя какие-то песни. Сначала без аккомпанемента: были просто мелодии, они пели, экспериментировали. Позже появился аккомпанемент.
– Иногда можно услышать о русских корнях джаза – имеется в виду то, что Джордж Гершвин из семьи еврейских эмигрантов из Одессы, или тот же самый Ирвинг Берлин – всё-таки выходец из России…
– Да. Но я не хочу сказать, что у них российские интонации в джазе сильно развиты. Также я не могу точно сказать, что Гершвин специально ездил к афроамериканцам, жил там, впитывал их музыкальные интонации, как наши российские исследователи, когда едут куда-то изучать наши русские корни, в глубинку, допустим, на Урал, в Сибирь, на Север, чтобы понять, какие же интонации чисто русские. Джордж Гершвин занимался собирательством.
Однако если говорить о появлении джаза в России, то это случилось в 20-е годы в Москве, и началом принято считать концерт джаз-бэнда Валентина Парнаха (1 октября 1922 года в Большом зале ГИТИСа на Малой Кисловке). Это был доклад Парнаха «Новейшая музыка, поэзия, танец, кино в Париже». После этого, в те же 20-е, к нам стали приезжать афроамериканские ансамбли, что, конечно же, оказало влияние на развитие джаза у нас. Было даже выступление в Большом зале Московской консерватории.
– Появление джаза в начале Советского Союза можно ли рассматривать как попытку показать новой, социалистической России музыку похожих классов из-за рубежа?
– Вполне возможно. Был интересный момент в биографии Леонида Утёсова: хотели запретить его оркестр, и он нашёл статью Луначарского, в которой тот писал, что Владимир Ильич ходил в Париже слушать джаз. В послевоенные годы была борьба с космополитизмом, и музыка должна была быть чётко национальной: никакой американщины. Должно было быть эстрадное искусство, музыка, созданные россиянами на основе российских интонаций. Кто такой космополит? Это человек мира. Он может всё что угодно играть, всё что угодно говорить, то есть он не зависим от национальности, от места проживания. И СССР боролся – раз джазовое направление придумали не россияне, то хотели его оркестр убрать. Но он доказал, что это искусство, которое наши вожди пролетариата слушали. И хорошие отзывы были об этой музыке – что это демократическое искусство и оно должно существовать.
– Получается, что джаз получил ярлык буржуазного веяния в последние годы Сталина, в предоттепель?
– Да. Это было связано с тем, что наши советские авторы, видя, что у нас нет мюзиклов, написали свой мюзикл, где не присутствовали всякие увеселительные моменты и так далее. На Западе мюзиклы были лирические, на основе каких-то любовных интриг. Это же был чисто политический мюзикл, где линчуют негров, они там противостоят этому капиталистическому обществу. И Сталин пригласил группу американских актёров и певцов во главе с Полем Робсоном. Они посмотрели сценарий и сказали, что играть этот спектакль отказываются, потому что их потом в Америке просто не примут. Хотя я могу сказать, что мы сейчас видим происходящее в США, оно до сих пор осталось: какие-то пережитки. Но одно дело у них, а другое, когда в России тот же спектакль поставят американцы, – конечно, их обратно не примут. Тогда Сталин отправил этих американцев домой с их музыкой. Это, естественно, передали Жданову, министру культуры, и он начал бороться против всей этой американской музыки – получился колоссальный тормоз. Хотя на нашей военно-оркестровой службе это не отразилось: там как играли джаз, так и не переставали. Запрещён джаз был в 50-х годах. В 60-х годах началась оттепель: приехали джазовые американские музыканты. Мало того, наши молодые музыканты начали интересоваться: открыли джазовые клубы.
– Можно сказать, что джаз – это определённая идеология?
– Джаз – это прежде всего музыкальный язык, выражающий различное эмоциональное состояние. Есть определённые музыкальные оформления, есть концертные номера, есть лирические отступления… То есть это выражение чувств, но в отличие от классики, допустим, не у всех людей есть чувство свинга. Им кажется, что что-то не то, на уровне эмоций у них нет понимания этой музыки.
Мы разговаривали на эту тему в американской Академии повышения квалификации музыкантов. Меня специально туда привезли, чтобы я посмотрел, как они там занимаются. Мне сказали, что мы таких людей и не учим джазу. Мало того, у каждого человека чувство свинга развито по-разному. А у кого-то его просто нет. Наука доказала, что 50% слышат мелодию, 20% – мелодию и гармонию, а остальные…
– Владимир Георгиевич, национален ли джаз?
– У каждого музыканта откладывается своё восприятие музыкальных интонаций с детства. Естественно, в конце концов он тяготеет к тем, к которым он привык, которые понимает его окружение. И их же воплощает в своём творчестве.
– То есть, получается, джаз – как некая формула, дополняется, видоизменяется, при этом не теряя, в общем-то, фактуры, варьируется в зависимости от музыканта, от музыкальной традиции страны?
– Конечно, Илья.
– Значит, к примеру, музыка, исполняемая Леонидом Утёсовым, из фильма «Весёлые ребята», – не в чистом виде копирка с американизма, а объективная адаптация музыкального языка…
– Причём того чувства, музыкального ощущения, которое испытывал именно Исаак Дунаевский. Если мы возьмём Александра Варламова, у него своё музыкальное мышление.
– Получается, что «Весёлые ребята» – это джазовое мышление Дунаевского, но с добавлением индивидуального джазового понимания каждого инструменталиста в ансамбле. Это такой собирательный стиль…
– Совершенно верно. Насколько я знаю, это не многообразие музыкальных направлений, а музыкальный язык этих людей: того же Кузнецова, того же Ганелина и т.д. Каждый играет, как он мыслит. Поэтому играть джаз нужно так, чтобы человек, слушающий тебя, понял, что это играешь именно ты.
– Какими качествами должен обладать джазист? В чём отличие подготовки музыканта в образовательном моменте? И что должен уяснить студент, чтобы понять алгоритм, главную формулу джаза?
– По поводу дополнительных качеств: человек должен обладать этим чувством особой пульсации. Прежде всего у него внутри должно находиться это чувство пульсации. Его состояние души, он может это всё впитать в себя. Это раз.
Второе, что у него должно быть, – это чувство импровизации. Желательно, учитывая уже какие-то наработки… Как правило, если человек действительно обладает какой-то индивидуальностью музыкального мышления, у него появляются свои музыкальные фразы, джазовые фразы на основе уже сделанных Луи Армстронгом и т.д.
В данном случае мы говорим о музыканте не только как об исполнителе, но и сотворце композитора. Если он обладает индивидуальностью, его интересно слушать. Наша музыкальная критика остановилась на людях, которые имеют какие-то свои собственные взгляды на импровизацию или какие-то свои наработки: Ким Назаретов, Игорь Бриль, Леонид Чижик, Алексей Кузнецов – музыканты, не зависимые от Чарли Паркера и т.п. Они играют по-своему, учитывают те элементы, которые Паркер играл когда-то.
– А в образовательном моменте?
– В образовательном моменте прежде всего надо научить человека чувствовать свинг, потому что это тоже прививается. Для этого нужно, чтобы он сам почувствовал, услышал правильное исполнение; он должен впитать в себя традиционные формы джаза, характерные фразы, интонации, которые существуют, – всё это он должен изучить. Я это видел в США, это было в 80-х годах… У них все выдающиеся импровизации на какую-то тему выписаны, как словарь, и даются для изучения ученикам. Для каждого музыкального направления есть уже накопленный материал, сделанный, озвученный. В конце концов ученик, изучив всё это, становится профессионалом. Почему говорят «джазовое искусство»? Оно начинается, когда приобретает силу воздействия на человека – тогда это профессиональное искусство.
Музыкант должен обладать чувством свинга. Оно имеет не высчитанные по длительности синкопы. Это должно быть внутри человека. Более того, если несколько человек будут одинаково чувствовать эти синкопы, то у них сложится ансамбль. Это характерно для американских и западных культур. На Западе, в Америке прежде всего ценится ансамбль – группа, оркестр, и только потом сольные выступления. Все должны одинаково чувствовать эту пульсацию, которое даёт ощущение чувства свинга.
– Давайте поговорим про Леонида Утёсова. В этом году крупная дата – 120 лет со дня его рождения. Поговорим о его вкладе, каким он был как руководитель. Получается, что после 1922 года, когда к нам впервые приехал джаз, артисты, композиторы, услышав джазовую музыку, исполненную профессионально, решили элементы этой музыки использовать в своём творчестве.
– Да. И Утёсов решил создать свой коллектив, абсолютно не похожий ни на какой другой. Он задумал его как театр с музыкантами-актёрами, как весёлое, остроумное представление, которое бы развлекало и вдохновляло людей. Естественно, какие-то элементы грусти там должны были присутствовать. Но сама атмосфера, которая окружала тогда... Да сейчас даже... Если в Америке ценится, когда человек постоянно улыбается, когда он жизнерадостный, то посмотрите на лица, когда мы едем в метро.
Так, театрализованный джаз, или, как закрепилось, «Теа-джаз Утёсова», впервые зазвучал на концерте 8 марта 1929 года в Малом оперном театре в Ленинграде.
Фактически Утёсов создавал музыкальное шоу, где присутствует определённая харизматика артистов, где каждый музыкант – это своя история, своя личность. Каждый музыкант имел второе инструментальное лицо: человек-тромбон, человек-труба, человек-саксофон. То, что создал Утёсов, – это было впервые в мире, поэтому он имел громадный успех.
Джазу в той или иной степени присущи лёгкость, некая отвлечённость от быта. Его корни во многом идут от эстрады: какие-то эстрадные песни перекладываются. И в мюзиклах много джазовых тем. У нас в России есть такой интересный момент: брались темы, которые пелись в закрытых кабачках. Это удавалось Утёсову. «С одесского кичмана» – это такая песня, но в джазовом исполнении.
В то время, когда я работал у Утёсова, мы играли не только свой музыкальный материал. В репертуаре было много старого и заимствованного. Я сам, работая в оркестре Утёсова, исполнял в концертах музыку из репертуара оркестра Каунта Бейси.
Первый в СССР джаз-оркестр был создан в Ленинграде Леонидом Утёсовым и Яковом Скоморовским в 1922 году.
– Почему говорят, что джаз родился в Одессе?
– Утёсов считал, что это произошло много раньше. «Прости-прощай, Одесса-мама» – первая песня, которая была написана ещё в XVIII веке. Я не могу сказать, кто её написал: авторов-то нет. По его словам, мелодию подхватили американцы и поставили своего автора. Это вопрос такой…
– А каким он в быту был?
– Он не любил оставаться в одиночестве. Как правило, у него за обедом были какие-то знакомые, друзья и т.д. Он всегда их приглашал, анекдоты рассказывал – в общем, любил общаться. Старался помогать людям, которые ему нравятся. Что касается меня, это же непросто сделать, чтобы в Твери специально для меня одного открыли заочное отделение. Я ему понравился, он хотел, чтобы я у него работал. Мы пошли в учебный отдел Министерства культуры и написали приказ директору музыкального училища об открытии заочного отделения.
– Как Вы считаете, в чём основной вклад Утёсова?
– Его вклад в том, что он создал очень популярный коллектив.
– Кроме Утёсова, кто ещё значимая фигура, может, похожего уровня, кто задал мощный вектор развития в джазе?
– Естественно, Александр Цфасман, его музыканты были очень высокого уровня. Александр Варламов. В последние годы его жизни мне удалось с ним пообщаться. Рассказывали, что на радио выписали специально счётчики, чтобы у саксофонов была вибрация такая «фирменная». Поэтому, когда слушаешь эти оркестры, они почти ничем не отличаются от американских. Великий Эдди Рознер. Я считаю, что у Рознера был самый свинговый оркестр, самый драйвовый. Он сам играл на трубе, а остальные музыканты под него подстраивались: свинговали, как он. Да вообще многих можно назвать.
– В какое время зарубежные гастроли вошли в практику?
– Это были 70–80-е годы. Однажды получилась такая история. Оркестр Олега Лундстрема выехал на конкурс, где оркестры должны играть в манере, приближённой к манере исполнения оркестра Гленна Миллера. Там были разные коллективы из Америки, Европы... Так что замечательно, наши взяли первое место – оркестр Лундстрема оказался лучшим.
– Расскажите о Вашем первом выезде за рубеж, это какой год был?
– Это была поездка оркестра Министерства обороны в 1972 году во Францию. Мы тогда играли праздничную увертюру Шостаковича. С джазовыми программами ещё не выезжали.
Тогда я первый раз, один, играл джаз. А получилось так, что наш коллектив был на Вандомской площади, выкроилось какое-то свободное время, и я решил сыграть джазовую тему, которую наверняка должны были знать наши коллеги из других зарубежных оркестров. И прямо на улице на тромбоне заиграл популярную джазовую тему «Мекки нож», со свингом, как положено. Смотрю – барабанщик подыгрывает. Пошла импровизация, там уже басист подхватил… Получился джем-сейшен!
– Это наверняка удивило иностранцев?
– Да, их удивило, что в России, в СССР при той обстановке есть, оказывается, музыканты, умеющие играть джаз.
– А 1979-м что происходило?
– Вызвали меня в политотдел и чётко совершенно поставили задачу: «Владимир Георгиевич, вы играли в джазе Утёсова – нужно сделать такой состав, который завоёвывал бы первые места». Я собрал биг-бенд из музыкантов оркестра Министерства обороны (я тогда проходил в нём сверхсрочную службу), из тех, кто действительно умел играть джаз, и сделал программу с акцентом на русскую музыку. «Калинку» играли на балалайке биг-бендом. Были «Подмосковные вечера» в джаз-роке. И сольные номера: «Очи чёрные» у меня были… А начиналось всё «Песней о Москве». Все импровизации были выучены железно! Это была поездка в Норвегию (г. Хамар).
– То есть получилась такая матрёшка, умеющая говорить на английском языке?
– Да. Когда дело коснулось рекламы этого концерта, думаю: сейчас скажу, что мы играем джаз, – скажут, что это и это в программу не пойдёт, пусть это американцы играют. Я и говорю: у нас есть «Очи чёрные», есть «Старый Арбат».
В то время чёткая была совершенно установка: чтобы на международных фестивалях наши коллективы занимали первые места. Было заседание Союза композиторов, которое поставило задачу – поднять уровень российского традиционного джаза. Помимо того, что люди просто играли, хотелось именно российской новой темы, музыки, и поднять её нужно было на определённый уровень. Даже задание почти всем композиторам дали, чтобы они написали по одной какой-то джазовой теме. Вот пластинка:
1. Олимпийский сувенир (В. Рубашевский)
2. Негритянская песня (В. Мурадели)
3. Две забытые мелодии (Н. Минх)
4. В раздумье (Ю. Саульский)
5. Неудачное свидание (А. Цфасман)…
А когда заступил Юрий Андропов – он был любителем джаза, – то разрешил в стране вообще любой джаз.
– К примеру, если то же самое переложение «Очи чёрные» сыграем не мы, русские, а сыграет биг-бенд норвежский, принципиальная разница будет, и если будет, то в чем? То самое прочтение музыки, внутреннее чутьё интонации будет всё-таки иным?
– Не знаю. Может быть, другие фразы будут… Скорее всего, будет отражение их особенности внутри уже импровизации.
– Прошел ли золотой век джаза – как у нас, так и у них, за рубежом? Джаз – это дань времени какая-то или…
– У них джаз считался поп-музыкой, поэтому там, во всяком случае до «Битлз», он был более популярен…
– То есть расцвет джаза приходится на период до «Битлз», то есть до появления электрогитары как таковой, я правильно понимаю?
– Да.
– Значит, золотая эра джаза – это эра свинга?
– Да, конечно.
– Он должен был появиться сам по себе, джаз, если представить альтернативную историю?
– Я не знаю, должен или не должен, но он появился. Негров-рабов привезли в Америку, они начали общаться, и пошло-поехало. Стечение обстоятельств.
– А насколько сегодня можно сказать об его актуальности?
– Влияние джаза – почти во всей нашей поп-музыке. Везде присутствуют джазовые интонации, тем более в роке, не говоря уже об буги-вуги, рок-н-ролле… Я считаю, что без него обеднеет наша культура. Джазовая музыка должна быть, и она будет. Обязательно. Всегда найдётся человек, которому эта музыка будет нужна. Вот чувствует он свинг внутри себя. Почему это появляется? Хочется что-то такое бодрящее.
– А сегодняшние культурные тенденции как влияют на его развитие, на Ваш взгляд? Электронные инструменты, приспособления?
– Считаю, музыканты стали более образованными в этом плане. Они же изучают профессионально джазовые всевозможные стили. Естественно, и уровень их растёт. Что касается тромбонистов – могу даже показать: у меня есть 2007 года фестиваль: там тысяча тромбонов, там выдающиеся джазовые музыканты, которые играют с разными составами.
– Как Вы считаете, на сегодняшний день есть какая-то одна тенденция в направлении развития джаза?
– А что развитие? Он уже развился. Теперь нужно только поддерживать. Должно быть разнообразие, конечно. Я могу сказать, что очень хорошо на современный ритм – джаз-рок и т.д. – ложатся традиционные наши народные и зарубежные интонации.
– А у нас когда был золотой век джаза? В те же годы приблизительно?
– Да, конечно. Но я хочу сказать, что такой популярности, как в США, у нас, конечно, не было. Учитывая, что во всём мире считается: джаз популярен у 5% населения. В некоторых странах 3% населения тех, кто действительно любит джаз, увлекается и слушает его, ходит на концерты и т.д.
– Владимир Георгиевич, а что послужило наиболее сильным толчком для развития джаза и что больше всего тормозило его – имея в виду, конечно, наше государство?
– Борьба с западной культурой – это тормоз. В отличие от Америки, где это явление развивалось, подталкивалось, создавая вокруг себя благоприятную среду, у нас же наоборот – всё возникало вопреки.
Помню, купил себе магнитофон, чтобы можно было записывать с приёмника «Голос Америки», понимаешь? В заплатанных штанах ходил, но купил. Говорили, что «Голос Америки» ни в коем случае нельзя слушать и т.д. Кстати, тогда и приёмники выпускали такие, чтобы «их» невозможно было слушать.
– Если мы говорим «наш джаз», это какой джаз – советский, российский, русский?
– Мне кажется, нужно просто говорить «наш джаз». А это прежде всего люди, которые повлияли на его развитие в разные времена. Это и есть наш отечественный джаз.
