ВЕЛИКОЕ РУССКОЕ СЕРДЦЕ

ПЕРВЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ЭМИГРАНТ

Когда наши СМИ наперебой стали знакомить с благородными фигурами русского зарубежья, «народный барон» выделялся и в том блестящем ряду, неоднократно оправдывая свое прозвище. К известному разделению: эмиграция первой волны, второй и третьей я бы добавил и «волны» возвращения на Родину.

Возвращения в широком смысле слова, подобно как раз Эдуарду Фальц-Фейну, который оставаясь гражданином княжества Лихтенштейн, по масштабам своих дел стал, можно сказать – событием нашей культурной, социальной и даже экономической жизни. А уж помогать СССР барон начал, когда это было сопряжено с неприятностями и даже, с риском.

В годы перестройки редкая неделя обходилась без известий о работе Фонда Культуры СССР. Многим сегодня неприятно вспоминать тот период надежд, иллюзий, но пускай «лицом Фонда» была Раиса Максимовна Горбачёва – барона Фальц-Фейна, мы всегда должны помнить по результатам его работы: иконам, картинам, вернувшимся в страну, восстановленным храмам, памятникам и Янтарной комнате. Помогая родине предков и заповеднику, основанному его отцом – Аскания-Нова, он и предположить не мог, что часть страны отойдёт другому государству – Украине.

Несправедливо и то, что спустя лишь несколько десятилетий мы не помним о нём, нуждаясь в уточнениях: кто такой барон Эдуард Александрович Фальц-Фейн? Сегодня, разменяв второе столетие жизни, он редко упоминаем в наших СМИ.

РОЖДЕНИЕ ДИНАСТИИ

Бывший вюртембергский солдат Йохан Фейн в 1763 году «пришёл в Россию с парой сапог за плечами». За четыре поколения упорного труда его потомки стали богатейшими помещиками, промышленниками России, превратили кусок пустыни близ Перекопа в цветущий край. В Крымскую войну они поставляли лошадей и кормили русскую армию. Александр II, проезжая их края, поблагодарил Фейна, попросил представить для оплаты счёт поставок, но тот ответил: «Все богатства я нажил в России и в войну счастлив показать себя русским патриотом». Фальц-Фейны превратили приазовскую полупустыню в пастбища для мериносовых овец, впервые сровняв русскую шерсть по качеству с мировой. Выход на рынки сверхдешёвой австралийской шерсти – был удар по всем европейским «королям шерсти», и Фальц-Фейны выстояли в конкурентной борьбе, развернув производство: пшеницы, вин, устриц, мясных консервов. Товары с их торговой маркой: рыбка на велосипеде, известны всей Европе. Они строят железные дороги, электростанции, заводы и даже новый порт у Каркитского залива. Фридрих Фальц-Фейн основал на своих землях знаменитый заповедник Аскания-Нова. Брат, удачливый бизнесмен Александр, женился на Вере Николаевне из рода Епанчиных, давшего России многих военачальников и трёх знаменитых адмиралов.

НА «ДРУГИХ БЕРЕГАХ»

«Как я благодарен Лихтенштейну! Я заработал здесь состояние и смог помогать моей несчастной России!», – вырвалось однажды у барона. Пусть ленинское «эксплуататор» равняет всех предпринимателей, от Генри Форда до Бориса Березовского, но Фальц-Фейны природно, органически не могли богатеть, подниматься – не поднимая свои земли. Лихтенштейн сегодня видится эдакой уменьшенной копией соседки-Швейцарии: тихий, счастливый, очень богатый. Но это сегодня, а в 1936 году бедная крестьянская община, принимая Фальц-Фейна в лихтенштейнское подданство, ставила условие: построить поилку для коров. Успех барона Эдуарда, и самого государства Лихтенштейн, лежал на пересечении спорта, пиара, туризма. Президент Олимпийского комитета княжества и одновременно успешный тренер, он с подопечными, братом и сестрой Венцелями получает на Олимпиаде в Лэйк-Плэсиде две золотых и две серебряные медали. Именно для церемонии награждения барон вечерним экспромтом сочиняет и шьёт государственный флаг «карликового княжества»: население 20 тысяч, олимпийская команда 3 человека. Огромное влияние в Международном олимпийском комитете, барон использует для рекламы, и на карте послевоенного туристического бума Лихтенштейн становится заметным местом. А сам Эдуард Александрович – успешным торговцем сувенирами.

Когда МОК решал, кому отдать Олимпиаду-1980, Москве или Лос-Анжелесу, барон мобилизовал всё влияние, связи, и победе радовался не меньше главы советской делегации С.П. Павлова. Главным образом потому, что теперь ему, члену МОК, дадут советскую визу – частному лицу Эдуарду Фальц-Фейну отказывали десятки лет. Начинается великая эпопея: «народный барон», разыскивает, выкупает, привозит в Россию иконы, скульптуры, картины, архивы, помогает артистам, суворовским училищам, встречается с представителями власти – с Черномырдиным, с Примаковым.

…Мария Третьякова. Из бесед с бароном Эдуардом Александровичем Фальц-Фейн:

– Эдуард Александрович, Вы так здорово рассказывали, как собирали деньги на памятник Суворову. А теперь что-нибудь о Ваших первых визитах в СССР.

– Тогда слушайте. Мне дали сопровождающую (каждый имел сопровождающую), она была кореянка, еле-еле по-русски говорит. Ну ладно. Конечно, она должна была писать, что я делал, что я говорил и куда я выходил. Я не имел права выходить из отеля без неё… И мне надоело, что она, как собачка, за мной ходит. Сказал: «Я устал, иду рано спать». А сам вышел из отеля, посмотрел, чтобы никто не следил. Хотел сам погулять по Москве! На другой день, встречаю эту девочку, в слезах: «Что вы мне сделали вчера вечером? Меня выгонят с работы, если вы ещё раз пойдёте без меня из этого отеля!». Это был Олимпийский год! Сказал, что больше не буду этого делать. Нет в мире такого, что ты не имеешь права один выходить. Успокоил её, но это была целая драма!

Ещё один интересный анекдот, как я попал в Петербург. В эти 15 дней Олимпиады я имел чудный парадный костюм: красная одежда, здесь герб… был красавец! Все смотрели! И поехал в Петербург, вместе с этой девочкой, она меня повсюду, как собачка, «возила». Приехали в Петербург, а там был конец футбола. Мои предки лежат на кладбище. Мы поместились в отель. А это недалеко от Садовой было, где был Пажеский корпус моего дедушки. Теперь Суворовское училище. Хотел посмотреть, на что похож этот дом, где дедушка был директором.

Помню, мама говорила, что когда попаду в Петербург налево дом, наверху наша квартира. Ворота были открыты, как полагается, все входили-выходили. И я. Как только вошёл, подходит суворовец в форме: «Кто вы такой? Куда вы идёте?». Я: «Хочу посмотреть!». − «Здесь это не полагается. Только наши люди или нужно иметь документ, почему вы сюда приходите». Я побоялся сказать почему. Я ж эмигрант, враг народа. И меня выгнали оттуда, но, слава Богу, ничего не случилось! А через несколько лет, когда я свободно смог приехать, я, конечно, пошёл туда, представил себя директору, он меня очень мило принял, тогда были уже другие времена. Пятьсот суворовцев учатся. А знаете, что пажеский корпус был самым знаменитым военным училищем, где выходили лучшие офицеры России? И там была церковь, чудная церковь, чудные иконы и когда я спросил: «А где церковь?» мне сказали, её нет. Вот, здесь была. А я стою в библиотеке. Места, где можно сидеть и писать… Остались какие-то знаки, что здесь было раньше. Но, слава Богу, хотя бы стены церковные! Там была масса икон, они находятся в Русском музее. Во время революции их увезли, в подвале лежат.

 Я пошёл к сторожу, он был. Объяснил, что приехал в Петербург ради того, чтобы найти надгробие своих предков. А он посмотрел на меня и сказал, что никогда он не слышал такого имени. Чтобы я сам искал! Грубо достаточно. Я начал сам искать. И не нашёл. Но я же хитрый. Поехал в Адмиралтейство. Дал визитку и попросил проводить меня к адмиралу. Спросили, зачем. Я им всё рассказал: что у меня предки похоронены, и я надеюсь, что они мне помогут. Попал в кабинет к адмиралу Фадееву. Он в белой форме, лето на дворе, а я в своём олимпийском наряде. Я ему рассказываю: «Моя мама сказала, что у вас в Адмиралтействе находятся портреты всех… Я бы хотел посмотреть на них и сфотографировать! Он меня провёл, показал, я сфотографировал. Они теперь на стене висят. А второй вопрос: «Я хочу найти надгробия, может у Вас есть возможность?». Он сказал, что может помочь, но это нелегко. Где искать? Там одни листья… Сказал, что поможет, чтобы я ехал домой, а он мне их найдёт и мне устроят торжественный приём: с моряками, духовенством, музыкой и так далее… Ведь мои адмиралы были, действительно, знамениты… А! Самый главный анекдот: когда я вошёл в кабинет и представился, я начал ругать его: «Вы русский! Я русский! Такой же патриот, как и Вы! Как Вам не стыдно оставлять в таком виде надгробия великих русский моряков? Которых в каждой исторической книге описывают!» Была тишина. Я подумал, что он нажмёт на кнопку и меня выведут. Он сказал: «Смелый эмигрант, который ругает советского адмирала в форме!» Опять тишина. Он вдруг переменил лицо и сказал: «Правильно ругаешь! Несмотря на то, что я адмирал в форме…. Обещаю, сделаю всё правильно». Эти 5 или 10 минут я никогда не забуду. Действительно, я, эмигрант, ругаю советского адмирала. Кураж! Это одно из самых больших впечатлений во время моего пребывания в Петербурге… Целый год ждал. Я был знаком с Сергеем Михалковым, написал ему письмо, попросил помощи. Через две недели получил от Михалкова телеграмму: «Всё готово! Приезжай тогда-то». Михалков большим человеком был! Обещал – надо выполнить!

– И Вы приехали…

– Это было шикарно! Стояли моряки на карауле. Музыка, священник. Я пригласил много людей, с которыми познакомился во время Олимпиады. А потом забавная вещь случилась: за помощь я пригласил Сергея Михалкова к себе. Он попал на встречу с авторами детских книг. Приехало около ста человек. Советские люди, которые имели заграничную визу, они не могли поехать в другое место, если написано «Цюрих», значит в Цюрих! Когда мы даём визу, мы даём для страны, а не для города. А бедным русским не давали права покинуть Цюрих, и они не могли приехать ко мне. Но он всё равно ко мне приехал. Не один, с дамой. Она мне понравилась! Вкус у него, конечно, был. Он представил мне её. Её звали Барто!

– А какие качества Вы в женщинах цените?

– Цвет волос, брюнетка-блондинка… мне наплевать. Я на фигуру смотрю, как она сложена. Понимаете, я не могу быть с женщиной, которая с пузиком приедет ко мне или у неё чего-то не хватает в лице. Она должна быть, действительно, красавицей. И дам, которых я имел… они были очень красивые!

– Да, я видела фотографии…

– Но это только одна часть…

– Там вот, в книге, фотографии Ваших жён. Очень красивые, элегантные!

– Я Вам рассказывал, как получил подданство в Лихтенштейне?

– Нет, интересно!

– Я начинаю с истории Лихтенштейна. Лихтенштейн принадлежал империи Австро-Венгрии, а князь Лихтенштейна был послом в Петербурге. В это время мой дедушка, генерал-майор, Николай Алексеевич, директор пажеского корпуса, подружился с этим послом. Оба умницы и оба подозревали и понимали, что в России скоро будет революция. Потому что разница между бедными и богатыми была слишком большая. Это моё мнение, почему была революция. Мы, русские, сами виноваты. Никто не помог из заграницы. Здесь всё устроено так, что богатые платят большие налоги. А в России так не было. И большая бедность. Чувствовали, что что-то творится. И посол сказал моему дедушке, что, если здесь, в России, будет катавасия, нужно удирать, когда начнётся эта катавасия. Кстати, катавасия – нормальное слово?