КЛЮЧ К КОСМОСУ

В словосочетании «ракетно-ядерный щит страны», что сохранил мировой баланс сил, свободу, суверенитет СССР и России, слово «ядерный» идёт вторым, но исторически опережает «ракетный» примерно на десятилетие. В 1949 году мы догнали США, сделав атомную бомбу, но средств доставки не было.

Выдающийся академик Б. В. Раушенбах в книге «Пристрастие» прямо объяснял: «Почему советский спутник оказался первым в космосе? Да потому, что у американцев были базы в Европе для военно-воздушных сил. Они могли бомбить Москву. А мы не могли ответить никак. У нас был огромный стимул. И запуск первого спутника, который мы провели в спешном порядке, имел целью вовсе не изучение космоса. Главное было показать американцам, что мы можем их накрыть. Я считаю, это очень поспособствовало сохранению мира».

Об отчаянности нашего «доракетного положения» свидетельствует даже такой факт, как проработка возможности ответных авиаударов по территории США самолётами, не имевшими запаса дальности на возвращение. И недостатка в добровольцах не было.

Программа полётов человека — «младший сын» советских ракетчиков. Но… любимый сын. Наши пионеры ракетостроения Ф. А. Цандер, С. П. Королёв, М. К. Тихонравов были вдохновлены идеями освоения космоса Константина Циолковского, запускали первые модели в 1930‑х, не ведая, как и весь мир, о будущем «пассажире»: ядерном заряде.

В конце 1953 года к Королёву приехал заместитель председателя Совета министров СССР В. А. Малышев, отвечавший за комплекс ядерного оружия. Он сообщил, что атомщики ошиблись в три раза в оценке веса термоядерного заряда. Значит, ракета должна быть мощнее. Такой скачок веса в техзадании позволил пропустить стадию суборбитального полёта и опередить американцев. Напомню, первые полёты «вдогон Гагарину» — Шепарда (05.05.1961) и Гриссома (21.07.1961) — лишь «прыжки» длительностью…15 минут, не достигавшие орбиты спутников Земли, и с приводнением в 480 км от места старта. А Гагарин за 108 минут облетел всю планету.

Степень риска первого полёта была громадна, но нельзя сказать, что Юрий Алексеевич просто сыграл в «русскую рулетку» с пятью патронами в барабане револьвера и выиграл. Неудачу корабля «Восток‑1» оценивали как пять к семи, учитывая возможность аварии: ракет-носителей при запуске (системы аварийного спасения на старте не было предусмотрено); самого космического корабля серии 1К.

Предшествующая статистика программы — семь запусков: две аварии ракет-носителей; из пяти совершённых полётов удачных только три. Академик Б. Е. Черток считал, что вероятность благополучного возвращения Гагарина была 50 %: «Если б сейчас положили на полигоне корабль «Восток», и все современные главные (конструкторы) посмотрели на него — никто не проголосовал бы запускать такой ненадёжный корабль. Сегодня я никогда этого (разрешения на полёт «Восток‑1») не подписал бы. Получил огромный опыт и понял, как сильно мы рисковали». Тото и оно — нужен был опыт.

Характерен полёт 15 мая 1960 года первого корабля 1К, беспилотного. Из-за сбоя датчика инфракрасной вертикали вместо тормозного импульса прошёл разгонный. Корабль перешёл на орбиту с апогеем 690 км и вернулся к Земле (сгорев в атмосфере) лишь 15 октября 1965‑го — когда прошла целая пятилетка пилотируемой космонавтики. Страшно и представить судьбу космонавта в тесном корабле, «выстрелившим на 5 лет» вглубь космоса. А это — меньше года до старта 12 апреля. Но Королёв был почти счастлив: первый в истории манёвр на орбите состоялся.

Правильный ключ к оценке полёта Гагарина: до него  успешных полётов — три из семи, а после — все «Востоки» и «Восходы» благополучно возвращались (космонавт В. М. Комаров погиб на корабле новой серии — «Союз»).

В эпоху Гагарина практически не было телеметрии, реальная работа/неработа большинства систем стала известна благодаря наблюдениям первого человека на борту. Вот суть научного подвига, прорыва в истории человечества.

СССР выиграл тогда у США космическую гонку. Но риск не в том, что корабль Гагарина был в спешке недоработан, а в том, что поведение в космосе огромного числа систем было принципиально неизвестно. Теоретически долгие годы дополнительных испытаний, появление телеметрии усовершенствовали бы их. Однако неиспытанной оставалась главная «система»: организм,психика человека. Схождение с ума в космосе рассматривалось как вполне ожидаемая ситуация, потому доступ космонавта к управлению кораблём преграждала система защиты, требовавшая от него набора сложных цифровых комбинаций.

10 ч. 04 мин. Нахожусь в апогее. Работает «Спуск‑1», работает солнечная ориентация. Давление в ручной ориентации — 155. Первая автоматическая — 150. Вторая автоматическая — 155. В баллоне ТДУ — 320 атмосфер…»

10 ч. 35 мин. по московскому времени связь с Гагариным была потеряна. В эти тяжелейшие минуты никто не мог быть уверен, что полёт окончится нормально. Отказ клапана дыхания поставил космонавта на грань гибели… Донесения с орбиты плюс подробнейший отчёт на Земле и последующие беседы на государственной комиссии обеспечили искомую обратную связь, превратили «русскую рулетку» в нормальную, хотя всё равно опаснейшую отрасль техники…

Строго формулируя, можно сказать: 108 минут полёта Гагарина стали периодом, когда скорость прироста (ускорение) научных и технологических знаний человечества в ХХ веке была максимальной. 27 июня 1995 года на старте космического челнока «Атлантис» операторы сквозь рёв и гул едва расслышали: командир экипажа Роберт Гибсон произнёс непонятное слово, что-то вроде «…аномали». «Какая-то аномалия»!» — встревожился Хьюстон. В 1986‑м именно на взлёте погиб челнок «Челленджер», потом был долгий перерыв в программе полётов шаттлов, и напряжённость, страх долго не проходили…

Только через несколько минут после благополучного старта Гибсон пояснил Хьюстону: то было русское слово «поехали». Гагаринское, счастливое.

ГАГАРИН И ВЫСОКАЯ… ПОЛИТИКА
Эталон выдержки, искусства и удачи — Гагарин стал «талисманом, оберегом» и для американских астронавтов. Но за свои 34 года он успел ещё невероятно много сделать красивого, важного для страны и мира.

Его комсомольско-дерзкое, искреннее выступление на VIII пленуме ЦК ВЛКСМ (27.12.1965) не афишировалось, хотя было «запротоколировано» по всей форме: «На мой взгляд, мы ещё недостаточно воспитываем уважение к героическому прошлому, зачастую не думая о сохранении памятников. В Москве была снята и не восстановлена «Триумфальная арка 1812 года», был разрушен храм Христа Спасителя, построенный на деньги, собранные по всей стране в честь победы над Наполеоном. Я бы мог продолжать перечень жертв варварского отношения к памяти прошлого. Примеров таких, к сожалению, много.

Визит в 1962 году Юрия Гагарина вызвал запредельный ажиотаж. В торгпредстве СССР в Токио был детский сад, единственный на все соцстраны. В группах кроме советских детей были венгры, поляки, немцы. Когда сообщили, что приём в честь Гагарина пройдёт в торгпредстве, весь мировой дипкорпус правдами-неправдами, знакомствами,  «дипломатическими» интригами пытался туда пробиться. Счастливцы из соцлагеря страшно гордились: онито пропуска имели (приводили-забирали детей). Рекорд 1962 года по «набитости» здания торгпредства наверняка не побит и по сей день. А происходило всё так: в комнату запускали людей — до концентрации часа пик в вагоне метро, потом приглашали Гагарина, пережидавшего это время с детьми, в комнате под лестницей. Он входил, останавливался посередине толпы; три—пять минут магниевой фотоканонады, и Гагарин возвращался к малышам, с которыми Юрий Алексеевич общался прекрасно. И так раз за разом вся схема повторялась снова. Свидетели рассказывали о царившей атмосфере буйной радости, криках: «Товарищи! Товарищи! Немного назад отступите! Чуть правее, товарищи». Что характерно, британцы, французы, американцы на «товарищей» реагировали правильно: послушно подавались назад, раздвигались вправо-влево.

Сохранились фотографии того сумбура: сейчас с большим трудом можно отличить просто «товарища» от «господина товарища».

Из воспоминаний врача Зинаиды Косенко: «12 апреля в городе Фукуока к нам, ещё ничего не знавшим, подошёл человек и поклонился. От души поздравляю, сказал он, сейчас получено известие: советский человек поднялся в космос». Часто можно было услышать: «Советские люди — новые люди».

Моему отцу в 1962‑м довелось быть рядом с Гагариным, когда он выбирал себе «хит» японской техники — 8‑миллиметровую кинокамеру. Владелец одного из магазинов очень хотел сфотографироваться с первым космонавтом планеты. Они сделали несколько совместных снимков. На предложение принять камеру в дар Гагарин ответил отказом. Киносъёмка станет его любимым хобби. На многих мероприятиях, в т. ч. «Новогоднем огоньке» в Останкино (по телевидению часто показывают этот отрывок — И. Ш.), он запечатлён с этой камерой.

Своё живое, яркое и правдивое слово Гагарин нашёл и для японских журналистов: «После взлёта над территорией СССР первая страна, которую я увидел, была Япония. Она очень красивая». Счастью японцев не было предела.