СИБИРСКИЕ ДАРЫ В БИБЛИОТЕКЕ АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА

Единство места и действия
Представляя историю, культуру России разных эпох, эти книги объединены «единством места и действия». Место в широком смысле — Сибирь. В более узком — Тобольск, когда-то столица гигантской губернии от Урала до Аляски. Единство действия — задуманные, исполненные фондом «Возрождение Тобольска» они вышли на уровень шедевра искусства, оставаясь не украшениями, а — собственно книгами, объектами захватывающего чтения.

Уникальные по оформлению, качеству полиграфии, самой идее создания они — важная часть собрания библиотеки. Такие раритеты ещё и престиж, лицо государства. Их дарят, принимают в дар во время визитов, встреч на высшем уровне. Сотрудники библиотеки «по должности» — знатоки этого рода искусства, потому и пригласили к себе на Старую площадь творцов сибирского дара и специалистов: художников Василия Валериуса, Юрия Ноздрина, составителя Евгению Вишневскую, президента Ассоциации книгоиздателей Константина Чеченева и главу фонда «Возрождение Тобольска» Аркадия Елфимова. Пройдя вместе с ними, послушав рассказы сотрудников, я подумал, сколь огромное число издательств хотело бы представить, водрузить свои книги на эти полки, и хорошо представил критерии строгого отбора. Итак, оглядим сибирские раритеты.

Евангелие Достоевского
Это факсимиле личного экземпляра Нового Завета и подробное описание отражений евангельского Слова в текстах Достоевского. Выполнено достоеведами с мировым именем В. Н. Захаровым, Б. Н. Тихомировым и главным хранителем, исследователем книжных сокровищ Российской государственной библиотеки В. Ф. Молчановым.

Трагедия, сравнимая со смертным приговором, отменённым за минуту до исполнения: лишение узника Достоевского возможности записать хоть что-то из громадного потока впечатлений, мыслей, обуревавших его четыре года. Ни карандаша, ни малейшего клочка бумаги! Его дневником, писательской записной книжкой стало Евангелие, подаренное в тобольском остроге жёнами ссыльных декабристов Натальей Фонвизиной и Прасковьей Анненковой. Четыре года он фиксировал мысли, образы, находя схожие в Евангелии, отмечая подчёркиванием ногтя, загибанием уголков страниц.

Тут кажется, ключевое слово «вечность», недаром упомянутое в титуле вводной статьи Молчанова «Путешествие, продолжающееся в вечность». Прикосновение к ней меняет многие жизненные обстоятельства, правила. И булгаковское «рукописи не горят» здесь продолжено «… и не вымарываются!»

Писатель тратит душевные силы (Чехов в этой экспедиции бесповоротно угробил и свои физические) ради результата, но издание тоболяков восстановило ещё и процесс. Просветив (в буквальном смысле новейшими оптико-электронными приборами) рукопись, автора текста превратили в персонаж «гипертекста».

Следующий их шаг: анализ известных и закадровых мотивов, бросивших Антона Павловича в эту физически пагубную экспедицию на раскисшую в семь тысяч вёрст дорогу со «смит-вессоном под кожаным пальто» и в вечно мокрых валенках. Чехов провёл на «острове-каторге» перепись населения, составил десять тысяч статистических карточек, собрал море документального материала о труде, быте сахалинских каторжников, чиновниках. Состояние тюрем, туалетов, карцеров, кухонь, кандальных, практика телесных наказаний, уровень сахалинского сельского хозяйства, угледобыч, рыбных ловель, экономика, санитария и антисанитария и самое  главное — душевный мир людей, всё исследовано с высшей научной и гражданской добросовестностью.

Поездка буквально разорила Чехова, вновь поставив его перед необходимостью тяжёлой литературной подёнщины: «Я истратил на поездку и работу столько денег и времени, сколько не получу назад и в десять лет».

Но… популярное определение: «На Сахалин отправился Антоша Чехонте, а вернулся писатель Антон Чехов». До сахалинской поездки Чехов — автор преимущественно юмористических рассказов, долго и бесплодно мучился над «романом в 1 500 строк», о провале которого писал Суворину: «Кроме изобилия материала и таланта, нужно ещё кое-что, нужно чувство собственной свободы». Чехов после Сахалина — автор «Дуэли», «Палаты № 6» и «чеховских пьес», сделавших его самым популярным драматургом мира: «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Вишнёвый сад».

Хотя ни в одном из произведений нового, обретённого уровня нет и следа сахалинской фактуры, каторжников, надсмотрщиков. Не с «острова-тюрьмы» стремятся «в Москву, в Москву!» три сестры… Погружение вглубь народной жизни, страдания — вот что дало Чехову новый импульс душевной работы, вдохновение и свободу. «Какой кислятиной я был бы теперь, если бы сидел дома. До поездки „Крейцерова соната“ была для меня событием, а теперь она мне смешна и кажется бестолковой» (из письма Чехова)… Впрочем, к тому периоду и сам Лев Николаевич публично на весь мир аттестовал свою «Крейцерову сонату», а заодно «Войну и мир», «Анну Каренину» если не «бестолковыми» — то потому, что подыскал собственные, гораздо более уничижительные эпитеты… Наши великие словно вглядывались «сквозь магический кристалл» в трагедии предстоящего ХХ века, и вся либеральная болтовня про «ужасы царизма» вызывала их горькую усмешку.

«Остров Сахалин» немало поспособствовал развитию общественной и государственной жизни на острове. Министерство юстиции командировало на Сахалин своих чиновников. Сахалинский врач Н. С. Лобас: «С лёгкой руки Чехова Сахалин стали посещать русские, иностранные исследователи». Многие журналисты, поехав на Сахалин, выпустили книги: А. Панов („Сахалин как колония“), Влас Дорошевич („Как я попал на Сахалин“), отметился даже француз П. Лаббэ. И все начинали работы с признания, что это Чехов пробудил интерес к каторжному острову.

Дорожный чемодан прошлого века, в который уложены два тома «Острова Сахалина», для тобольского издания придумал художник Василий Валериус.

«Иаков-звездочет англичанин, что под тою вершиною света собрание вод, островов и земель вкупе, яко, по его слову, опрокинути земля ниц». Речь идёт о важнейшей проблеме астрономии, географии той эпохи, что равномерность вращения Земли, «не опрокидывание» — обеспечено тем, что масса суши Северного полушария уравновешена такой же неизвестной пока сушей Южного полушария…

Шедевр картографического искусства, «Хорографическая книга Сибири», составлена Семёном Ремезовым в 1697 году, содержит бесценные сведения по этнографии, истории, экономике Сибири. Упорно пополнялась им с сыновьями Леонтием, Семёном, Иваном до 1711-го… Из предисловия: «сия херогравская чертежная книга сочинена царским повелением недалече от свободных наук». Одним из первых Ремезов ввёл унифицированные условные обозначения на легендах карт.

Царь Пётр заказал полный Атлас России всё-таки европейским картографам, но ремезовский чертёж любил, можно сказать, эстетически. Камчатная (тканная) копия нескольких ремезовских чертежей была у него под подушкой в буквальном смысле.

В метаниях от Лондона, Парижа до Персии он не успел заглянуть в Сибирь, но пиетет пред провинцией — бездонной кладовой, финансировавшей все «петровские реформы», выражал в долгом разглядывании ремезовского чертежа. С «чертежа» снимали копии, в том числе для академика Миллера, всегда подчёркивавшего ценность работ Ремезова. В начале XX века «Хорографическая книга» — в коллекции графа Воронцова-Дашкова, с ней работал историк Л. С. Багров. В Гражданскую войну она исчезла. Постоянная историко-археографическая комиссия АН СССР вела интенсивные поиски. А в 1958 году «Хорографическая книга» вдруг издаётся в Амстердаме. Скорее всего, эмигрируя, её прихватил Багров. Несмотря на низкое полиграфическое качество, часть амстердамского тиража куплена СССР и стала важнейшим источником по истории Сибири, российской картографии.

Фонд «Возрождение Тобольска» счёл делом чести издание на русском языке книги знаменитого земляка. Оригинал, как выяснили, с 1956 года хранится в Гуфтоновской библиотеке (Houghton Library) Гарвардского университета. Двенадцать лет переговоров с Гарвардом. Не помогли ни значительные (для тоболяков) собранные денежные средства, ни ходатайства известного земляка, президента РАН Юрия Осипова. Но случай… Молодой американский историк приехал работать в Тобольский архив и, оценив добрую сибирскую открытость, помощь в работе, вернувшись в США, развил бурную деятельность, познакомил Елфимова с нужными людьми, и сделка, наконец, состоялась. За сумму в эквиваленте более полумиллиона рублей гарвардцы отреставрировали книгу и передали фонду её цифровые копии.

Началась работа учёных Государственного исторического музея, и в 2011-м «Хорографическая книга» была издана, а в 2020 году вместе с «Евангелием Достоевского», «Островом Сахалин» подарена Библиотеке АП.