СТРЕСС-ТЕСТ ДЛЯ АМЕРИКАНО-ЕВРОПЕЙСКОЙ ГЛОБАЛЬНОЙ ГЕГЕМОНИИ

Дата: 
15 марта 2021
Журнал №: 
Рубрика: 

Европа переживает кризис единства. В Британии свершился Брекзит. Евродиссидентство зреет и в других уголках сообщества. Китай затягивает Европу в объятия «шёлковых путей», вбивая клин в отношения с Вашингтоном. Торговые войны сорок пятого президента Америки ударили и по европейской экономике. А дополнительным раздражителем глобальных противоречий выступила пандемия коронавируса.

Текст Дмитрий Заворотный

Море спокойствия и надвигающийся шторм
Ещё вчера евро-атлантическая доминанта казалась незыблемой. Девяностые и нулевые годы XX столетия явили собой «прекрасную эпоху» американского господства в мире с опорой на окончательно сложившийся Европейский союз. Распавшийся СССР и крах Организации Варшавского договора обеспечили самый быстрый и плодовитый виток европейской экспансии. Брюссель при поддержке Вашингтона разом обрёл Восточную Европу, Прибалтику, а затем и Балканы. На волне большого триумфа в «холодной войне » в Соединённых Штатах Америки увидел свет неоконсервативный проект «Новый американский век», первым аккордом которого стал новый «крестовый поход» США: раздел Югославии и кампания в Ираке. Вызревавшая геополитическая конструкция имела под собой колоссальный экономический базис — североамериканский рынок и стремительно объединявшийся европейский, к которым тяготеет большая часть товарных и финансовых потоков. В 1990 году США и Европейское сообщество подписали «Трансатлантическую декларацию», положившую начало многолетней работе по созданию общего американо-европейского рынка.

Нулевые должны были закрепить новый глобальный расклад: Евросоюз семимильными шагами двигался к принятию единой конституции и экономическому подчинению бывших советских республик — Молдавии, Украины, Белоруссии. Однако к концу де-сятилетия победоносное шествие евро-атлантической гегемонии столкнулось с серьёзными вызовами.

В 2008 году грянул мировой кризис. Сильнее всего он ударил по американо-европейским финансам, потащив на дно реальный сектор. Единый и свободный рынок, воспетый неолиберальными экономистами, моментально распался на множество обороняющихся крепостей, которые всё чаще «вспоминают» о протекционизме. Большие противоречия вскрылись и у евро-атлантического рынка. Вопреки иллюзорному единству он представляет собой строгую иерархию с центрами накопления капитала и ведомой периферией. Есть Германия с её товарной и финансовой доминантой, и есть Польша, Греция, Прибалтика и даже Великобританияс Францией — рынок сбыта и сфера влияния немецкого капитала. А над этим возвышается Америка с её валютной монополией и сильнейшим военно-политическим блоком.

Ещё одна серьёзная проблема для евро-атлантического рынка пришла с Востока. В нулевые стало понятно, что западный мир проспал рождение «Красного дракона», для которого кризис оказался лучшим периодом экспансии. В июле 2009 года председатель КНР Ху Цзиньтао выступил с речью, в которой впервые открыто призвал Китай увеличить свою силу и влияние в мире.

Реконфигурация евро-атлантического проекта
По итогам кризиса западные элиты всё ещё декларировали приверженность свободной торговле и глобализации, о чём шла речь на так называемой «Антикризисной встрече» G20 в 2008 году. В действительности именно тогда началась работа над реконфигурацией евро-атлантического проекта, выгоды которого всё явнее начинали ускользать от США. Роль их глобальной гегемонии была поставлена под сомнение быстрорастущей Азией с её претензией на новый мировой центр накопления капитала. Ещё в 2010 году администрация Барака Обамы обратит серьёзное внимание на деиндустриализацию американской экономики. Со времён неолиберального курса Рональда Рейгана она достигла угрожающих масштабов, и как итог — масштабное перемещение капиталав Азию и рост импорта товаров. Белый дом к 2012 году представит программу реиндустриализации, в основе которой — работа по возвращению американского промышленного капитала в США и созданию новых рабочих мест в промышленности. В те же годы Вашингтон анонсирует стратегию сопротивления Китаю в Индо-Тихоокеанском регионе, где расположен Малаккский пролив — главный маршрут движения китайских товаров в Европу.

В 2013 году было представлено в завершённом виде Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство (ТТИП). Его задачей была перекройка торгово-экономических отношений США и ЕС. Со времён Второй мировой они складывались в пользу Европы, получившей доступ на американский рынок в обмен на лояльность в евро-атлантических проектах. В Брюсселе, однако, посчитали, что предлагаемое партнёрство невыгодно и отступили, фактически свернув над ним работу к 2016 году.

Не достигло главной цели подписанное в том же году Транстихоокеанское партнёрство (ТТП), предназначенное в большей степени для возвращения Китая в орбиту влияния западного глобализма. Дело в том, что в Пекине уже вовсю кипела работа над масштабным транснациональным проектом новых «шёлковых путей», лишая смысла участие в «антикитайской» ТТП. Администрация Обамы упорно пыталась запустить механизмы, призванные «починить» разладившийсямиропорядок и вернуть США позиции глобального лидера. Но переломить кризисные тренды в евроатлантике и китайскую экспансию не удалось.

На волне отсутствия убедительных успехов внешней и внутренней политики у демократической партии к власти в 2016 году придут республиканцы и Дональд Трамп, который возьмёт на вооружение протекционистскую риторику. Только не кабинетно-бюрократическую и осторожную в духе Обамы, а в лучших традициях Авраама Линкольна и под громким лозунгом «Сделаем Америку снова великой». Первым делом новый президент свернёт терпящие неудачу проекты ТТП и ТТИП. Вместо тонкой настройки американо-европейских отношений он ударит по дружеской Европе призвал к разработке стратегии торговой войны ярого «антикитаиста» Питера Наварро. Кульминация противостояния с КНР — обвинения в преднамеренном распространении коронавируса, да ещё и с тотальной демонизацией Поднебесной в лучших традициях холодной войны.

«Экзиты» для Европы
Тарифный удар из Вашингтона вызвал настоящий переполох в Европе и пришёлся весьма некстати. Во-первых, повышение пошлинна европейскую продукцию дополнительно ударило по экономике ЕС, рост которой после кризиса 2008 года завяз около нулевых значений. Во-вторых, нарастающие противоречия в рамках евро-атлантического проекта сыграли свою роль в выходе Британии из Евросоюза. Спустя несколько лет горячих внутриполитических баталий вокруг теперь уже исторического референдума 2016 года, британский парламент реализовал его итоги. А 29 января 2020 года Европарламент абсолютным большинством одобрил выход Британии из Европейского союза.

Базовые причины бегства Лондона из европейского сообщества нужно искать в экономике. За пятьдесят лет евроинтеграции Британия превратилась из «мастерской Европы», производившей широкую номенклатуру товаров, — в зависимого импортёра продукции других европейских стран и не только. Согласно данным Всемирного банка, по сравнению с 1950 годом в 2018‑м доля промышленности в структуре ВВП сократилась с 50 % до 18 %. Кульминацией этого процесса можно считать большую историческую иронию: в конце девяностых индийская Tata Steel купила стального гиганта British Steel. За прошедшее двадцатилетие у Британии сложился отрицательный торговый баланс с крупнейшими европейскими экономиками: с Германией, Францией, Италией, Испанией и другими странами. В целом отрицательное сальдо торгового баланса Соединённого королевства и Евросоюза в 2018 году составило почти 135 млрд долларов. Хотя в 2001 году этот показатель составлял только 15,3 млрд долларов.

Второй «фронт потерь» Лондона — бюджет Евросоюза, для которого Британия является крупнейшим после Германии донором. В частности, в 2007—2013 годы взносы Лондона составили 57 млрд евро. И в последние годы эти дисбалансы едва ли компенсируются дорогой английской недвижимостью, банковскими услугами и офшорами. Словом, цена членства в ЕС росла, а выгоды становились всё менее ощутимыми.

Брекзит нанёс Евросоюзу непоправимый удар — как имиджевый, так и экономический. Первые его последствия — бюджетные проблемы, под знаком которых прошла большая часть 2020 года. У Брюсселя не получалось свести бюджет на 2021—2027 год из-за того, что в результате выхода Британии выпало порядка 75 млрд евро. Эту сумму предлагалось распределить между наиболее крупными экономиками, что вызвало негативную реакцию последних.

Стоит отметить, что тема взносов в общеевропейскую казну уже давно стала поводом громких дебатов. Можно вспомнить, что ещё в 2011 году страны-доноры, формирующие свыше 70 % бюджета ЕС, требовали пересмотреть его расходную часть. Тогда Великобритания, Швеция, Германия, Австрия, Нидерланды и Финляндия призывали урезать новый семилетний евробюджет не менее чем на 100 млрд евро. И уже тогда, хотя это были годы активного восстановления после кризиса 2008 года, — страны ссылались на неблагоприятные экономические условия. Итогом диспута стала победа государств-доноров бюджета: расходная часть впервые за всю историю Евросоюза была уменьшена по сравнению с предыдущим бюджетом. И в авангарде этих отвоеваний стояла именно диссидентствующая Британия.

Экономические трудности не прошли даром и для реципиентов средств европейского бюджета. Брюссель в последнее десятилетие стабильно наращивает бюджетную нагрузку на страны Прибалтики, Восточной и Южной Европы. Например, в 2018 году Еврокомиссия увеличила сбор за непереработанный пластик до одного евро за килограмм. Новый тариф особенно ударил по странам «европериферии», где хуже отлажена переработка мусора. Былисокращены квоты на эмиссию СО2, при этом тариф на выбросы повышен. Увеличились и взносы с налога на прибыль предприятий — до 6 % от сборов.

Параллельно ЕС сокращает дотации.Взносы в финансовый еврокотёл, которые Лондон забрал, уходя, странам-реципиентам никто компенсировать не планирует. Сильнее всего это ударит по Прибалтике. Тем более что Латвия, Литва, Эстония, которые преуспели в деле разрыва торгово-экономических связей с Россией, теперь получают ещё и гигантские убытки из-за потери российского рынка сбыта и бегства грузового транзита в питерские порты.

В целом разногласия по бюджету и прочим вопросам уже давно повод для роста евроскепсиса, причём в самых разных странах, от Греции до Франции. В частности, французские выборы 2017 года показали, что запрос на пересмотр взаимоотношений Парижаи Брюсселя поддерживает как электорат левых, представленных тогда Жан-Люком Меланшоном, так и правых во главе с Марин Ле Пен. Схожие корни имеет правый популизм в Италии с его претензиями к европейскому начальству. Нарастают разногласия Брюсселя с «Вышеградской четвёркой».

Отдельная тема — Польша и её новая роль главного проводника американских интересов в ЕС через сопротивление энергетическим проектам Берлина и Москвы и продвижение СПГ-проектов США.

«Выходное пособие» Великобритании
Что же касается Британии, то прыжок из круга противоречий Евросоюза едва ли решит накопившиеся проблемы. Согласно последним данным Национальной статистической службы Соединённого Королевства, по итогам 2020 года ВВП страны обвалился на 9,9 %, что стало самым большим падением с 1920 года, а по некоторым оценкам — крупнейшим за последние 300 лет. Конечно, такие итоги — это сумма факторов: последствий локдауна и выхода из ЕС. Однако в перспективе страшнее второй фактор, потому что потери от «короны» экономика рано или поздно отыграет, а вот компенсация издержек от утраты торговых преференции ЕС требует долгосрочной стратегии. Но таковой на этот час нет. Пока Лондон даёт понять, что новыми значимыми партнёрами страны будут Китай и Индия, чей капитал всё крепче обосновывается в британской юрисдикции. Есть также планы включения в орбиту британского влияния Ирана по примеру отношений Саудовской Аравии и США: нефть в обмен на услуги мирового финансового центра.

На фоне кризиса евроатлантики растёт запрос на новый экономический блок при участии Британии, Канады, Австралии и Новой Зеландии (CANZUK). Эдакий клуб аутсайдеров, бегущих от последствий торговых войн и кризиса американской гегемонии. Канада тяготела к этому формату на фонеатаки Трампа на Североамериканскую зону свободной торговли (NAFTA), Австралия ищетновые рынки сбыта из-за большой ссоры с Китаем, который переключается с импорта австралийского угля на российский. Британия, сохраняя статус глобального финансовогоцент ра, могла бы возглавить объединение, тем более что все участники хорошо знакомы с ней как бывшие колониальные владения Британской империи.

Экспансия Китая
Впрочем, внутренние проблемы ЕС — полбеды. Не менее страшной угрозой для Брюсселя и европейских держав является экспансия Китая. Чтобы понимать, какой вызов Поднебесная бросает евро-атлантическому проекту, можно вспомнить, как в I квартале 2019 года компания Huawei впервые обошла Apple по продаже гаджетов — 59,1 млн устройств, половина из которых отправилась на внешний рынок. Для сравнения, суммарные продажи Apple за аналогичный период составили только 36,4 млн. В свою очередь, в затылок Apple дышала другая китайская компания — Xiaomi, c 25 млн проданных устройств. Речь идёт о явлении, не имеющем прецедентов: вчерашняя страна третьего мира обходит глобального лидера в производстве высокотехнологичной продукции. Пожалуй, ближайшая аналогия — ядерный и космический прорыв СССР 50—60‑х годов ХХ века.

К свершившемуся завоеванию целых сегментов на глобальном товарном рынке зап оследнее десятилетие добавился и тренд на экспансию китайского капитала в развитых странах: Пекин активно скупает промышленные активы, инвестирует в новые проекты и кредитует разные страны в объёмах, больших чем Всемирный банк. В 2020 году прямые инвестиции Китая за рубежом достигли 133 млрд долларов, что вдвое больше, чем десятилетие назад. КНР всё интенсивнее впутывает Евросоюз в свои торгово-логистические сети в рамках новых «шёлковых путей».

Второй форум китайской инициативы «Один пояс — один путь» прошёл в Пекине в 2019 году. Он стал, пожалуй, главным событием года, отодвинув на второй план Давосский форум. 64 млрд долларов новых подписанных контрактов, вместе с которыми суммарный объём проектов инициативы достиг невероятных 3,67 трлн долларов. Это больше, чем, к примеру, ВВП Германии. Таким образом, «шёлковые пути» становятся крупнейшим экономическим проектом Евразии последних десятилетий. Вишенкой на торте евразийского «марш-броска» Пекина являются телекоммуникационные проекты — развитие сетей пятого поколения (5G). Китайские компании уже лидируют в проектах на европейской территории.

Важнейший индикатор приближающегося «китайского века» в Европе — работа над программой «Стандарты Китая‑2035». Она представляет собой план развития цифровизации, в рамках которого будут приняты стандарты функционирования новейшего поколения технологий: от телекоммуникаций до искусственного интеллекта. Стандартизация определит параметры производства различного оборудования и всевозможных программных и технологических решений, фактически определит русло, в котором будет развиваться индустрия. И здесь важно понимать, что тот, кто задаёт стандарты отрасли — управляет отраслью. В последние десятилетия это делали ведущие хай-тек державы, вроде США или Японии, теперьв борьбу включился Китай. И у него есть все шансы преуспеть.

События 2018—2020 годов, включая торговые войны, Брекзит и затем пандемию коронавируса, обвалившей даже те сферы, которые пока не собирались падать, — вскрыли большой пласт проблем, зревших в посткризисное десятилетие и чуть ранее. В совокупности они нанесли ещё один удар по евро-атлантической гегемонии, как и кризисные 2007—2009 годы. Попытки реанимации гегемонии, предпринятые между двумя кризисами, оказались неспособными переломить тренд на падающее влияние США и Брюсселя. А благодаря торговым войнам Трампа, стало ещё хуже: Китай по итогам 2020 года увеличил экспорт до рекордных 2,49 трлн долларов, несмотря на коронавирус, кошмаривший мировую торговлю. Экспорт КНР в США вырос на 7,9 % и составил 451,81 млрд долларов, что превосходит показатели 2017 года, то есть до торговой войны, — на 21 млрд долларов. Ещё одна сим птоматичная новость: по данным Евростата за 2020 год, Китай впервые в истории стал крупнейшим торговым партнёром Евросоюза, вытеснив с первой позиции главного исторического союзника — США.

«Затухание» западных экономик
Причина такого расклада кроется в затухающем пламени взрывного роста западных экономик в девяностые-нулевые. Движущей силой явился перенос производства в азиатские страны с дешёвым трудом. Однако цикл накопления капитала, основанный на новых глобальных цепочках стоимости, приближается к закономерному финалу. Достаточно сказать, что средняя китайская зарплатавыросла за последние пятнадцать лет более чем в пять раз — с 200 до почти 1000 долларов. Рентабельность на вложенный капитал транснациональных корпораций США за прошедшее десятилетие упала с 12 % до 8 %.

Эксперты McКinsey в 2015 году прогнозировали, что доля прибыли ТНК в мировом ВВП к 2025 году может снизиться до 7,9 %, то есть вернётся на уровень 1980 года. В то же время Китай, заимствуя западные технологии, пришедшие в страну в восьмидесятые, взращивал собственных технологических гигантов. Как в случае с Apple они заставляют нервничать передовой западный хай-тек. И при этом Китай не делал ничего, что нарушало бы правила игры. Ведь даже трансфер американских технологий — условие, принятое американскими компаниями ещё в девяностые в обмен на доступ к редкоземельным металлам, 80 % которых залегает в китайских землях. Недаром Дэн Сяопин говорил: «На Ближнем Востоке есть нефть, а в Китае — редкоземельные элементы».

Европа с большим воодушевлением заключает контракты с Пекином как в рамках проектов нового «Шёлкового пути», так и почасти развития 5G-технологий. В 2019 году Си Цзиньпин выступил в Давосе. Его послание звучало в лучших традициях Адама Смита, который, действительно, будто обосновался в Пекине и подсказывал Си ключевые тезисы. Лидер Китая критиковал Запад за политизацию рыночного процесса и протекционистские палки, вставляемые в колёса китайским компаниям. Внезапно он выступил в роли главного защитника глобализации и свободной торговли. Поднебесная, играя по правилам капитализма, создаёт новый центр накопления капитала, и он оказывается способным конкурировать с западным капиталом, побеждая его во многих сферах.

Оказывать сопротивление Китаю, встроившемуся в мировую рыночную систему, —сложно. Протекционизм, санкции и вербальные атаки на тему «вирусного оружия»из  Уханя не дают ожидаемых результатов. Европа, воспроизводящая всё меньше капитала, охотно приветствует китайские инвестиции и во многом потому, что аналогичных мегапроектов нет у США и самой Европы.

Крайне неэффективной оказалась и хаотичная рьяная «политическая конкиста» США при поддержке ЕС в Югославии, на Ближнем Востоке и постсоветском пространстве. Восточная Европа открыто задирает Брюссель, Прибалтика выражает большее недовольство, чем разбитая войнами Югославия. А такие осколки СФРЮ, как Сербия, сохраняют пророссийскую ориентацию. Полный крах потерпел проект евроинтеграции Украины. Британия вопреки ожиданиям отправилась в свободное плавание. Китай же без особого труда, то есть без военно-политического давления, вовлекает в орбиту своих проектов различные страны, работая в основном на экономическом уровне, как, например, в Африке. Поднебесная хорошо понимает,что текущая обстановка в мире — отличный шанс, чтобы в ближайшее десятилетие реализовать ключевые стратегические задачи, в том числе окончательно и бесповоротно осуществить логистическую привязку Европы к Азии посредством новых «шёлковых путей» и создать технологически автономную промышленность, минимально зависимую от интеллектуального потенциала США.

Сможет ли в этих реалиях евро-атлантическая гегемония взять реванш у Китая и укрепить тылы в наступившем десятилетии, которое, возможно, завершится очередной и самой масштабной схваткой двух «миров»? Отчасти этот вопрос остаётся открытым. Пока КНР не обладает всеми технологиями, позволяющими провозгласитьтоталь ную автономность функционированиянового центра капитализма. Например, производство микрочипов ещё неподвластно ей в полной мере. И говорить, что поезд западной гегемонии ушёл — преждевременно.

Однако стратегия ультиматумов и прямого давления, активизированная США при Трампе, оказалась провальной. Согласно последним оценкам Торговой палаты США, полное прекращение торговли с Китаем чревато разорением целых отраслей, а суммарные потери экономики могут превысить триллион долларов за десять лет, если Белый дом продолжит торговую войну с Китаем. В частности, американская авиационная промышленность понесёт потери на сумму от 38 млрддо 51 млрд долларов, в результате чего под угрозой увольнения окажутся от 167 тыс. до 225 тыс. работников. А полупроводниковая промышленность может недополучить примерно 83 млрд долларов и потерять 124 тыс. рабочих мест.

Преодолевая последствия коронавируса, США запустили печатный станок и наметили рекордный объём эмиссии. В американскую экономику по итогам 2020—2021 года окажется влито почти 7 трлн долларов. Для сравнения, с 2008 по 2014 год ФРС в рамках программ количественного смягчения (QE) напечатала суммарно около 5 трлн долларов.

Многотриллионная эмиссия потребует опоры на расширенное товарное производство, а значит, будет во многом зависеть от дешёвого импорта из Китая. Ровно так Америка выбиралась из кризиса 2008 года — шире открывая ворота своего рынка. Учитывая отсутствие успехов в деле реиндустриализации, китайскому импорту по сей день едва ли найдётся альтернатива.

Новый курс Байдена и борьба за лидерство
Джо Байден, вероятно, будет придерживаться более гибкой политики. Китай примет её и даже пойдёт на некоторые уступки — всё-таки американский рынок для Пекина по-прежнему является важнейшим наряду с европейским. В то же время трудно представить возврат к более размеренной и компромиссной стратегии в духе Барака Обамы — однажды она уже зашла в тупик.

О том, что топор войны будет лишь убран из виду, но не зарыт, говорят и кадровые назначения Байдена. Ещё в декабре 2020 года стало известно о ключевом кандидате на должность торгового представителя США в лице Кэтрин Тай. В период 2007—2014 годов она представляла интересы США в спорах с Китаем в рамках ВТО и зарекомендовала себя ярым критиком экономической политики Поднебесной.

Кроме того, Байден «унаследовал» от Трампа тему возвращения производства на территорию США. Заявленный ныне план «Покупай американское» предполагает выделение 700 млрд долларов на развитие промышленности и разработку технологий. Следовательно, американо-китайские отношения ждёт политика, которая по накалу будет представлять собой нечто среднее между Трампом и Обамой: будет не такой импульсивной, но и отступать США некуда, ведь на кону борьба за глобальное лидерство.

Куда сложнее обстоят дела с Европой, которая несильно хочет сопротивляться экспансии Китая. Тенденции к дезинтеграции объединения могут продолжиться.

Чтобы бороться с евродиссидентами, Брюсселю нужен экономический рост, нужны капиталоёмкие китайские проекты, либо США должны предложить нечто схожее. Вместо этого Вашингтон продолжает давить на Брюссель за участие в новых «шёлковых путях» и строительстве «Северного потока‑2». Можно предположить, что Белый дом вскоре смягчит пошлины в отношении европейской продукции и попробует вернуться к теме реинкарнации Трансатлантического партнёрства. Однако тотчас всплывёт старая дилемма — чей рынок получит больше выгод, американский или европейский, и круг вновь замкнётся как в 2016 году.

Тема нормализации отношений между США и ЕС остаётся самым уязвимым элементом внешней политики американской администрации. Один из возможных сценариев — в признании глубокого кризиса европейского объединения в современном виде, из чего может возникнуть стратегия вовлечения в орбиту Вашингтона отдельных европейских стран. Контуры такой стратегии уже имеют некоторые очертания в виде поддержки Польши и её «анти-брюссельской» линии. Кроме Польши появляется и отколовшаяся Британия, которая в какойто мере выгодна Вашингтону в качестве инструмента давления на ЕС. Но «независимость» Туманного Альбиона опасна, потому что страна может включиться в проекты того же Китая. Ведь именно в Англии находится корпорация ARM (Advanced RISC Machines) — один из главных мозговых центров глобальной процессорной индустрии. Там разрабатывается архитектура процессоров, на которых работает большинство современных гаджетов. И это единственное интеллектуальное звено, аналоговкотор ого у Китая нет.

В глобальном масштабе следует ожидать, что тенденция деглобализации мировой экономики продолжится на фоне углубления кризиса в старых центрах накопления капитала и экспансивного роста новых центров. И эта динамика получит дополнительный импульс, ведь уроки западных экономик, погрязших в торговых войнах, должны были научить многие страны не полагаться исключительно на преимущества свободного рынка, а развивать национальное производство, по возможности создавая альтернативные экономические блоки.